Дневники, 1915–1919

— Невозможно иметь близкие отношения с тобой и кем-либо еще одновременно. Ты описываешь людей, как я расписываю горшки.

— Вы слишком давите, и в конце концов люди выходят из себя, — пробормотала Мэри из тени своего сочувственного молчания.

И все же была в словах Клайва какая-то горечь. Он хотел заставить меня понять, что я каким-то образом положила конец нашим прежним отношениям и уже ничего вернуть. Было ясно также, что он живет в страхе перед неким альянсом между мной и Мэри, способным поставить под угрозу их отношения. Он возражал против того, чтобы я показывала ей его письма, и говорил, что это было бы нечестно как с моей стороны, так и со стороны Нессы. Она — чистая книга после много раз написанных, переписанных, перечеркнутых и вырванных нами страниц. Ситуация достаточно сложная и деликатная. Клайв не решается полностью разорвать нашу дружбу, к тому же он заплатил за мой ужин, и мы разошлись в хорошем настроении. Хлынул дождь, и я поспешила на поезд. Жаль, что у меня не хватило терпения записать более разумные части разговора — критику книг и жизни, а не людей и чувств. Но я становлюсь чересчур требовательной к плохо написанной критике и пишу так торопливо, что ничего хорошего из этого бы не вышло.

В четверг у нас был выходной, в течение которого мы склеили еще несколько экземпляров «Прелюдии»; кажется, поступил только один новый заказ. Люди жалуются, что, хотя история умная и все такое, она не закончена.

В пятницу 26-го Л. отправился на очередные переговоры по поводу Лиги Наций и в Клуб. Я поехала в «Omega» за новой бумагой Роджера, на Гордон-сквер за картинами, а затем, невыносима нагруженная, в Клуб на чай[834]. На правах важности я должна отметить, что Л. сегодня предложили баллотироваться в парламент[835]. Я еще не решила, что думаю по этому поводу. Инстинктивная склонность считать парламент нелепым мешает серьезным размышлениям, но, возможно, он не так смешон, как можно подумать из выступлений в нем. В Клубе журналистов угостили чаем. Я поднялась наверх, спряталась за дверью и впервые увидела миссис Гамильтон, вернее, услышала, как она отпускает шуточки, словно клубный завсегдатай, но посмотреть не осмелилась.

На ужин пришел Джеймс. Он обещает прислать нам письма Руперта, чтобы мы перепечатали их в Эшеме, но в этом деле замешаны какие-то странные интриги Стрэйчи.

29 июля, понедельник.