Дневники: 1920–1924

Возможно, величайшей революцией в моей жизни станет смена пера – больше не придется мучиться с этим старым деревянным обрубком – люди жаловались на почерк. Но возникает другая проблема: чем его заменить?! Сейчас я использую Блэки [авторучку] не по назначению, то есть макаю в чернила. Надо бы читать последнюю бессмертную главу «Улисса», но мне жарко от бадминтона в саду; Л. постоянно шумит над головой[878], а через 35 минут уже обед, после которого я переоденусь, так как придут Сэнгеры; люди меня раздражают. Все время до вторника теперь расписано, поэтому рискну предположить, что это последний шанс сделать запись.

Прогуливаясь по церковному двору в пятницу вечером, я начала формулировать мысль: «Как странно, учитывая, насколько впечатляющи эти сельские церковные дворы и насколько они распространены…», – когда мы увидели Дору Сэнгер в сопровождении дородной жительницы деревни. При знакомстве оказалось, что это Дафна[879] – 16-летняя, милая, с прилизанными волосами, кареглазая девушка в макинтоше. Теперь я представила ее в возрасте шести или десяти лет, когда Чарли еще купал ее. Мы виделись с Сэнгерами и в субботу, а сегодня, повторюсь, они придут вечером посидеть и полюбоваться видом. Вернее, Дора будет любоваться. Чарли предпочитает духовные пейзажи. И, надо заметить, темы для разговоров у нас не заканчиваются. Стоит мне только задуматься, какой была греческая спальня в эпоху Перикла[880], как Чарли живо ее описывает.

Чарли, повторюсь, живо описывает сцены, и Дафна тоже очень хорошо информирована; как же очаровательны молодые – будто новые метлы! Ужасно хочется заглянуть им через плечо и посмотреть, насколько чисто они метут. Я и правда скорее предпочту их, чем прославленных людей, бережно хранящих свою репутацию. Дафна ходит в Бедалес[881]; собирается в Ньюнем-колледж; предлагает реформировать мир путем умеренной революции, насколько я поняла из нашего минутного разговора под сенью дерева у церкви вчера вечером. Для начала она будет писать памфлеты. Думаю, памфлеты Дафны Сэнгер и правда изменят мир – никаких сомнений. В ее возрасте я хотела знать все на свете и написать книгу. Но какую? Более четкое понимание этого пришло ко мне в 21 год в Манорбире[882], когда я прогуливалась по берегу моря. Никогда еще мне не удавалось так влиться в работу, как этим летом – не выношу перерывов. Мейнарда пригласил нас в Оар[883], где он живет с Лидией [Лопуховой], и я бы очень хотела поехать, но мы не можем. Новый план чередования дел работает прекрасно: мне все время не терпится либо прояснить свои взгляды на Чосера и «Одиссею», либо набросать следующую главу. Вежливое письмо из «Harcourt Brace» сообщает, что рукопись еще не приехала и что они очень заинтересованы в моей работе[884]. Я рада заметить, что это произошло по вине не зарегистрировавшего посылку Л. Теперь я мчусь вперед, пишу J-пером[885] – получается не очень компактно; весь день потрачен впустую, а сейчас мне надо прибраться в комнате.

Да, пролистав дневник, я вижу, что у стального пера огромные преимущества. Блэки пишет слишком плавно; старые обрубки – слишком толсто. Посмотрите, как аккуратно выходит сейчас.

6 сентября, среда.

После гостей я обычно опустошена, но в то же время довольна разговорами. Фразы вертятся у меня на языке – чего только не придумаешь, чтобы порадовать свекровь[886] и Флору; они сейчас возвращаются в Льюис; Кэррингтон с Партриджем едут в Чиддингли[887]; Сэнгеры поднимаются на холм Эшем; а Литтон подумывает приехать к нам.

Вчера вечером у нас было запланированное интервью с Ральфом, лежавшим тут на кровати. Выражение его лица ничуть не менялось, пока Л. задавал вопросы, – очень решительное, cдержанное и отчужденное. «На мой взгляд, все было неудовлетворительно» и т.д. Ральф защищался не больше, чем стадо овец от волка, и это обезоруживает. Равно как и то, что он невероятно увлечен работой в «Hogarth Press» и представить себе не может иной карьеры. Думаю, это выльется в то, что он станет нашим постоянным печатником; мы возьмем Уиталла в партнеры и начнем все сначала. Он готов работать вечно, если мы готовы, и денежные трудности можно уладить. Ясно, что ему надо жить в Лондоне. Кэррингтон собирается переждать его измены, что она и делает стиснув зубы. Она намерена рисовать. Но моложе она точно не станет.