Дневники: 1920–1924

Кроме сегодняшнего, был на этой неделе еще только один вечер, который я провела дома; весь день общалась с мистером Литтеллом[1204] из «New Republic». Но могу ли я поделиться первыми впечатлениями? О том, как Марчмонт-стрит[1205] напоминала Париж; как в первую ночь я увидела из окон подвала луну среди плывущих облаков, и то была жуткая, новая для меня лондонская луна, пугающе необычная, как будто в Ричмонде ее скрывала вуаль. Как же здесь удобно! Как прекрасно! Из театров мы возвращаемся домой пешком через недра Лондона. Почему я так люблю Лондон? Из-за его каменного сердца и черствости. Торговцы тебя не узнают… Но эти пренебрежительные замечания о лавочниках с Марчмонт-стрит были прерваны, а сейчас уже вторник, 15 апреля, и мы с Л. в очередной раз меланхолично подвели промежуточные итоги, что время от времени происходит в среднем возрасте, но редко записывается. Действительно, большая часть жизни ускользает от меня, когда я думаю об этом – о событиях обычного дня. У нас должна была быть спокойная неделя, и вчера вечером после Герхардт[1206] я пригласила в гости Мортимера; он засиделся и бесцельно болтал о своих деньгах и дядюшках, что погрузило Л. в мрачное уныние. По его словам, с тех пор как мы переехали в Лондон, работа полностью встала. Думаю, мы скорее воображаем то, что, по мнению окружающих, должны делать дальше, нежели вытаскиваем улов, который уже в наших сетях. Вернулся Джеральд Бренан; Роджер безудержно рисует нас; Морган похож на эльфа, насмешливый и отстраненный; Несса и Дункан. Затем с Анжеликой произошел несчастный случай, который мне следует записать из соображений психологии. Несса рисовала, а я отвечала на телефонные звонки. Однозначно плохие новости подавляют оптимизм еще до того, как они достигнут ушей. Луи [няня] с Анжеликой сбила машина, и они попали в госпиталь Мидлсекса[1207]. А мне ведь еще надо было повторить услышанное Нессе – разрушить всю эту повседневную бурную деятельность, весь этот комфорт с запахом краски и Томом, как раз пришедшим на чай. Бросив трубку, она инстинктивно выбежала на улицу и несколько секунд бесцельно металась из стороны в сторону. Потом они кинулись в больницу, и я тоже; всю дорогу в больницу мы держались за руки в такси, а потом – сплошная агония, ведь там оказалась только Луи с перевязанной ногой, но никакой Анжелики; неуловимая медсестра, избегавшая расспросов, провела нас за ширму, где в постели лежала Анжелика, неподвижная и отвернувшаяся лицом к стене. Наконец она пошевелилась. «Жива», – сказал Дункан. Они с Нессой оба считали ее мертвой. Потом пришел молодой врач и, казалось, спокойно и заботливо, но уверенно сообщил матери, что случай безнадежен; удар пришелся в живот. Да, возможно, придется оперировать. Вызвали хирурга, и он уже был в поезде. Несса опустилась на стул, и я снова увидела тот необычный, полный страдания, молчаливый и смиренный взгляд, который был у нее в Греции, кажется, когда она заболела [тифом]. Чувства молчащих людей выражаются именно так. Мои мысли были следующими: «Меня защищает стекло. Мне позволено только смотреть на это», – не то радовалась, не то огорчалась я. Более того, меня отправили искать Клайва и таким образом избавили или хотели избавить от бесконечных ожиданий в шумном отделении. Как это странно – оказаться на краю пропасти и все же спастись. Я не испытывала печаль или жалость к Анжелике, а представляла постаревшую Нессу и этот неизгладимый след, который смерть и трагедия снова оставят на всех нас, позволив прожить еще сколько-то лет. Думаю, люди никогда не оправляются от ранних потрясений, вызванных смертью. Я всегда чувствую на себе этот груз. Но есть и конец истории. С Анжеликой все оказалось в порядке – то была лишь злая шутка.

На формирование привычки уходит много времени – привычка жить на Тависток-сквер 52 еще не до конца сформирована, но уже дает о себе знать. Всю неделю я не обращаю внимания на шум. Просто перестала слышать или замечать. Доминирующие интересы, я полагаю, самоутверждаются, наводят порядок и довлеют над мелочами. Я меньше придираюсь к мелочам, чем 10 дней назад, и скоро привыкну к этой комнате.