Дневники: 1920–1924

– Я видела столько умнейших людей, – сказала она, – но никто не спросил меня о Франции. Никто не говорил о живописи. Я повесила две наши последние картины в комнате Мейнарда, а он их даже не заметил.

– И Клайв, разумеется, тоже? – спросила я.

– О, Клайв вообще ничего не замечает, – ответила она.

Все это заставило ее задуматься о переезде в Париж. Но ведь есть еще дети: Джулиан учится в школе; Квентин возвращается домой под вечер[720]. А еще Дункан.

– В конце-то концов, нет в наших отношениях никаких обязательств, – сказала она. – Они совсем не такие, как у вас.

И вот это меня рассердило: осел, которым я, собственно, и являюсь, чувствителен к малейшим изменениям на расстоянии двенадцати полей. Я решила доказать, что, будучи бездетной, я, по-видимому, менее нормальная, чем она. Несса обиделась (слишком сильные слова). Сказала, что мне бы не понравилось в парижском кафе; что я слишком люблю свой собственный камин, книги и визиты друзей. Намекала, что я оседлая и несклонная к приключениям. Подразумевалось, что я много трачу на комфорт. Поскольку мы провели вместе всего два часа, а следующим утром она уехала в Париж, и я, возможно, не увижу ее до мая (обычных встреч уж точно не будет), я почувствовала какое-то недовольство, когда за ней захлопнулась дверь. Моя жизнь, полагаю, не такая уж и активная.

В настоящее мы и правда немного взволнованы. Что делать с Ральфом? С издательством? Работа над миссис Мэннинг-Сандерс[721] идет вперед. Она уже на стадии печати, и это означает, что Ральф работает в подвале, а станок после него все время грязный. Вчера мы пили чай в четыре часа, и я старалась быть милой.

– А шрифт до завтра высохнет? – спросила я, кропотливо разбирая после обеда набранные страницы.

– Нет, его еще надо помыть, – ответил он и исчез.

Л. сдерживал гнев. Когда дверь закрылась, я заметила, что Л. побелел от ярости, поскольку Ральф ускользнул, оставив его убираться в одиночку. Извинись он, все было бы не так плохо, но просто улизнуть, как пристыженный школьник, возмутительно, и я тоже вышла из себя. Л. весь день работал, а сейчас уже целый час трудится на холоде в саду.

Все наши прошлые претензии соединились воедино и свелись к тому, что Ральф ленив, несамостоятелен, то трудолюбив, то вял, непредприимчив, весь истерзан Литтоном, неблагодарен и к тому же не имеет собственного мнения – старая история, которую так часто можно услышать от жертв древнего змия[722], но это серьезно умаляет его достоинства как партнера в предприятии. Стоит ли поменять план? Расстаться с Ральфом? Может, нанять работящую женщину? Подозреваю, что эта работа не под силу образованному и энергичному молодому человеку, но я готова проявить снисхождение.

6 февраля, понедельник.

Как же резво пишет Клайв Белл! Я только что прочла его статью[723] и теперь вижу, насколько бы пришлось сократить мои предложения, дабы они шли в такт с его.

Миссис Мэннинг-Сандерс – коротковолосая, широкоскулая женщина в бархатном платье, пухленькая, рыжеволосая, с широко расставленными щенячьими карими глазами. Она нам понравилась. Но Ральфу явно претит, что она родом с Фицрой-стрит[724] – это одно из его правил по жизни, хотя, видит Бог, этот угловатый деревянный брусок промолчал. Миссис М-С была у нас в гостях с 17:00 до 19:15.

14 февраля, вторник.