Дневники: 1925–1930

Это было прекрасное – нет, замечательное лето. И все же, несмотря на ветер, небо чистое и ясное; облака переливаются; длинные амбары мышиного цвета на горизонте; стога бледно-золотистые. Приобретение поля изменило мои чувства к Родмеллу. Начинаю заниматься им, принимаю во всем участие. Пристрою к дому еще одно помещение, если заработаю денег. Новости об «Орландо» кошмарные. До публикации мы, похоже, продадим в три раза меньше экземпляров, чем романа «На маяк». Магазины не берут больше шести-двенадцати штук. Говорят, иначе никак. Никому не нужны биографии. «Но это роман», – возражает мисс Ричи. «А на обложке, – отвечают они, – указано обратное, поэтому ставить придется на соответствующую полку». Я даже не уверена, что мы сможем покрыть расходы, – высокая цена за шутку с «биографией». А ведь я была уверена, что она станет моей самой популярной книгой! Кроме того, она должна стоить десять или даже двенадцать с половиной шиллингов, а не девять. Боже! Боже! Таким образом, мне придется написать несколько статей этой зимой, если мы хотим иметь заначку на счету. Здесь, внизу, я зубами вцепилась в свою книгу о художественной литературе и уже закончила бы черновой вариант, если бы не Дороти Осборн, с которой надо поскорее закончить. Наверное, придется переписывать, но начало положено – я глотала одну книгу за другой, но что читать дальше? Меня слишком долго окружали одни только романы. Было бы здорово избавиться от них; я бы читала английскую поэзию, французские мемуары; не взяться ли мне теперь за что-нибудь для книги, которая будет называться «Забытая жизнь»? А когда, интересно, я начну писать «Мотыльков»? Не раньше, чем эти насекомые сами меня подтолкнут. К тому же я не представляю, что выйдет – нечто совершенно новое, я полагаю. Но я всегда так говорю.

Очень веселое и активное лето. В прошлую среду ужинала у Кейнсов, где встретилась с лордом Гейджем – обнаружила, что он со своим плоским лицом и черкесской кровью более темпераментный, чем я ожидала[785]. Клайв же со своим спокойствием и снобизмом сбил его с толку. Мы говорили о короле, и он задел меня, сказав, что заметил странный факт: люди говорят с ним о короле. Всем, независимо от их социального класса, любопытно, что же ест король на ужин. А тут я, интеллектуалка, лезу с теми же вопросами. Еще был Рассел-Кук[786] со своей женой[787]; она мне понравилась, а его я возненавидела. В некоторых отношениях женщины гораздо лучше мужчин: они более естественные, колоритные, раскрепощенные. Он же оказался грубияном, честолюбцем, выскочкой – молодым человеком, который хочет казаться умным, воспитанным, активным и все такое прочее. Я вынуждена использовать этот оборот, поскольку мне нужно написать статью об Осборн, а здесь уже становится холодно.

24 сентября Вита и Вирджиния отплыли из Ньюхейвена, чтобы провести вместе неделю в Бургундии (их путешествие можно проследить по письмам Леонарду, см. ВВ-П-III, № 2926–2932), и вернулись в Англию 2 октября. 4 октября Вулфы поехали на Тависток-сквер, по дороге пообедав с Витой в Лонг-Барне. Роман “Орландо” вышел в свет 22 октября. 20 октября, взяв Ванессу и Анжелику, Вулфы отправились в Кембридж; они остановились на ночь у Пернель Стрэйчи, директрисы Ньюнем-колледжа, где вечером Вирджиния прочла свой доклад Обществу искусств; на следующий день она обедала с Дэди Райландсом в его комнатах в Кингс-колледже. На следующей неделе она снова поехала в Кембридж, на этот раз на поезде вместе с Витой, и выступила перед студенческим обществом Гертон-колледжа (26 октября). Тексты двух этих выступлений, посвященных теме “Женщины и художественная литература”, были дополнены и опубликованы год спустя под названием “Своя комната” (где званый обед миссис Райландс описан незабываемо, хотя и довольно экстравагантно).

27 октября, суббота.