Дневники: 1925–1930

Вот почему эти октябрьские дни, наверное, кажутся мне немного напряженными и окруженными тишиной. Сама не вполне понимаю, что я имею в виду под последним словосочетанием, ведь я не перестала видеться с людьми: с Нессой и Роджером, с Джефферсом[968] и Чарльзом Бакстоном[969], – планирую встретиться с лордом Дэвидом и Элиотами; ох, чуть не забыла Виту, которая тоже приезжала. Нет, дело вовсе не в физической тишине, а в каком-то внутреннем одиночестве – интересно было бы его проанализировать, если, конечно, получится. Приведу пример: сегодня я шла по Бедфорд-Плейс – это прямая улица с разными пансионами, – и говорила себе примерно следующее: «Как же я страдаю! Никто не знает, как плохо мне, идущей по этой улице и поглощенной своими муками, и точно так же, как после смерти Тоби, я вынуждена справляться в одиночку. Но тогда мне пришлось сражаться с дьяволом, а теперь нет ничего». И когда я захожу в дом, внутри так тихо; шестеренки в голове не стучат, и все же я пишу; о да, мы процветаем, а впереди то, что я люблю больше всего – перемены. Кстати, в тот последний вечер в Родмелле, когда Леонард против своей воли вернулся за мной, приехали Кейнсы. Мейнард и Хьюберт отказываются от «Nation», и мы, без сомнения, поступим так же[970]. И вот уже осень; зажигаются огни; Несса на Фицрой-стрит, в большой сыроватой комнате с газовыми лампами и кучей неразобранных тарелок и стаканов на полу; спрос на книги «Hogarth Press» растет; известность стала постоянной, а я никогда прежде не была такой богатой, купила сегодня пару сережек; и при всем при этом где-то внутри меня царит пустота и тишина. Вообще-то я не очень переживаю, ведь мне нравится метаться из стороны в сторону и то, что меня подстегивает так называемая реальность. Если бы я никогда не ощущала этого необычайного всепоглощающего напряжения от волнения, отдыха, счастья, дискомфорта, я бы превратилась в молчаливую и на все согласную куклу. Вот с чем нужно бороться, и, просыпаясь рано утром, я говорю себе: «Борись, борись!». Если бы я могла уловить это чувство, я бы так и сделала, – ощущение того, как звучит реальный мир, когда тишина и одиночество выхватывают тебя из него; ощущение, которое приходит ко мне, когда все вокруг кажется приключением; ощущение странной свободы, денег и возможности делать что хочется. Я иду за билетами в театр («Матриарх[971]»), просматриваю список дешевых экскурсий и сразу же принимаю решение поехать завтра в Стратфорд-апон-Эйвон[972] на ярмарку – почему бы и нет? – или в Ирландию, или в Эдинбург на неделю. Вряд ли, конечно. Но все возможно. И этот диковинный скакун – жизнь как она есть. Получилось ли передать то, что я хотела сказать? На самом деле я еще даже не пыталась прикоснуться к пустоте.