Дневники: 1925–1930

– Я никогда не писал ничего, кроме стихов. Один человек выпустил книгу о том, что от пары слов зависит ритм целого акта пьесы “Врач перед дилеммой[1026]”. Мой ритм настолько жесткий, что когда на днях мне нужно было скопировать страницу из Уэллса в разгар собственного сочинительства, я просто не смог – перо не слушалось. Я хотел выработать свой неутомимый ритм, но до того момента просто не понимал, насколько он уже силен. “Дом, где разбиваются сердца” – моя лучшая пьеса. Я написал ее после того, как гостил с вами у Веббов в Сассексе – возможно, меня вдохновили именно вы[1027]… А Лидия ведет себя так, словно она не Леди, а сама королева Виктория[1028]… Нет, я никогда не встречался со Стивенсоном[1029] – миссис Стивенсон[1030] думала, что у меня простуда.

– Вы ведь пишете на ирландском, мистер Шоу. Как и мистер Мур.

– Мур – странный человек с задатками таланта, который он развивает с величайшим терпением. В былые времена мы часто смеялись над ним. Он вечно рассказывал истории о себе и одной даме – знатной даме, которая постоянно бросала что-то ему в голову, но промахивалась. И он говорил: “Подождите-подождите, сейчас будет самое интересное”. Он был невероятно сдержанным человеком, но для нас – просто посмешищем. А однажды Золя[1031] сказал мне: “Я открыл для себя великого английского романиста”. “Кого же?” – спросил я. “Его зовут Джордж Мур”. И я расхохотался – не наш ли это маленький Джордж Мур с его рассказами о самом себе. Ну да – именно он. Понимаете, в чем мораль? Не стоит слишком поспешно судить о своих друзьях.

– Но все его истории автобиографичны, – сказала я.