Дневники: 1925–1930

Хотя я раздражена тем, что не получила от Виты никаких известий ни с сегодняшней почтой, ни на прошлой неделе, а мое недовольство сентиментально и отчасти обусловлено тщеславием, я все же должна записать, что вчера, между полуночью и часом ночи, начала придумывать новую книгу. Я обещала следить за развитием этого чрезвычайно загадочного процесса. В течение нескольких недель с момента окончания романа «На маяк» я чувствовала себя пустой, пассивной, лишенной идей. Я смутно представляла себе цветок с опадающими лепестками; время, сжатое в один прозрачный туннель, по которому моя героиня должна пронестись к своему будущему. Лепестки осыпаются. Но из этого ничего не вышло. Я бросила попытки – казалось, мне не хватает импульса, чтобы двигаться вперед и развивать идею. На чай приходила Фейт Хендерсон, и, мужественно гоня волну разговора вперед, я мысленно обрисовала возможности, которые непривлекательная одинокая женщина без гроша в кармане все же могла бы реализовать в своей жизни. Я начала представлять ее путь: как она останавливает автомобиль посреди шоссе, как приезжает в Дувр[560], как пересекает Ла-Манш и т.д. На мгновение я даже подумала, что забавы ради могла бы написать роман в стиле Дефо. Внезапно между полуночью и часом ночи у меня возникла целая фантазия под названием «Невесты Джессами» – с чего бы это? Словно в луче прожектора я увидела сразу несколько сцен. Две женщины, бедные и одинокие, на верхнем этаже дома. Одна видит все (это же фантазия): Тауэрский мост, облака, аэропланы. А в комнате напротив – старики, прислушивающиеся к происходящему. Все разваливается и окутано мраком. Это надо писать максимально быстро, как письма; написать о дамах из Лланголлена[561], о миссис Флэдгейт [неизвестная], о прохожих. Никаких попыток раскрыть характеры. Намек на сапфизм. Лейтмотивом должна быть сатира – сатира и дикость. Дамы думают о Константинополе. Мечты о золотых куполах. Мой собственный лиризм должен превратиться в сатиру. Все нужно высмеять. А закончить многоточием… Вот так. По правде говоря, после всех этих серьезных поэтических экспериментальных книг, структуру которых приходится тщательно продумывать, я чувствую потребность в подобной эскападе. Хочу топнуть каблуком и убраться восвояси. Хочу воплотить в слова все те бесчисленные мелкие идеи и крошечные рассказы, которые постоянно мелькают у меня в голове. Думаю, это будет очень весело, а еще даст мне передышку перед началом очень серьезной мистической поэтической работы, которой я займусь сразу после*. Тем временем, прежде чем приступить к «Невестам Джессами», я должна написать книгу о художественной литературе, а это, полагаю, будет сделано лишь к январю. Правда, ради эксперимента можно время от времени писать страничку-другую. Но не исключено, что идея испарится сама собой. В любом случае я фиксирую это странное, неожиданное, стремительное возникновение идей и наслоение одной на другую в течение часа. Именно так я придумала «Комнату Джейкоба», глядя на огонь в камине Хогарт-хауса, и именно так я однажды днем придумала «На маяк», но уже здесь, на площади.

* Переход от «Орландо» к «Волнам» (8 июля 1933 год).

21 марта, понедельник.

Сегодня такой вечер, когда кажется, будто ты за границей; окно открыто; желтые и серые дома выглядят по-летнему, шум и гам в них напоминают об Италии. Примерно через неделю мы отправимся в путь. Не люблю дни перед отъездом. Сегодня я пошла покупать одежду и ужаснулась собственному уродству. Подобно Эдит Ситуэлл, я никогда не буду похожа на других людей, – слишком широкоплечая, высокая, плоская, с безжизненно висящими волосами. А теперь еще и такая уродливая шея… Но дома я никогда об этом не думаю.

Каким тревожным может быть лето! Сегодня вечером мы сядем читать у открытых окон, но мысли мои едва коснуться страницы и улетучатся. В воздухе будет витать какое-то беспокойство и меланхолия. А еще мне кажется, что в преддверии длинного жаркого лондонского лета, которое меня слегка тревожит, вернутся Вита и Гарольд; да и мой роман выйдет в свет. Мы будем сидеть на Тависток-сквер. Но я не позволю себе волноваться по пустякам – так я говорю сейчас, хотя за окном лишь март. Мы проведем неделю в Кассисе – странное воссоединение всех нас за границей. Много лет прошло с тех пор, как Несса, Клайв и я были там вместе, разумеется, без Леонарда.

Мой мозг чрезвычайно активен. Я хочу заниматься своими книгами так, как если бы действительно осознавала, что теряю время, старею и умираю. Боже мой, как прекрасны некоторые части «Маяка»! Мягкие, податливые и, как мне кажется, глубокие – ни одного лишнего слова много страниц подряд. Так я отношусь к сценам ужина и детей в лодке, но не к Лили на лужайке. А вот концовка мне не нравится.