Дневники: 1925–1930

Что именно произошло между Клайвом и Мэри, я не знаю[549]. Не он ли как-то вечером робко признался, что отложит это до марта? А потом как бы невзначай сказал мне днем здесь, что все-таки нет. Но не будет ли Мэри возражать? «А что, если будет?» – так, кажется, ответил он.

Проза Виты слишком гладкая. Я читала ее, и мое перо скользило не останавливаясь. Когда я читаю классику, я обуздана, но не фригидна; нет, совсем наоборот; не могу подобрать слов.

Если бы я писала «Пассажира в Тегеран», то выплеснула бы целые озера этой переливистой воды, а затем (уверена) нашла бы свой собственный метод. Моя уникальность как писателя, думаю, состоит в том, чтобы схватывать суть и точно выражать свои мысли. Если бы я писала о путешествиях, то подождала бы, когда сформируется какая-нибудь точка зрения и тогда выдала бы ее. Метод плавного повествования не может быть правильным; в мыслях нет никакой плавности. Но Вита очень искусна и сладкоголоса.

Это наводит меня на мысль, что завтра и в понедельник я буду читать «На маяк» в отпечатанном виде; читать от начала до конца и впервые использовать свой новый метод. Сначала хочу легко и свободно пройтись по тексту в целом, а уже потом придираться к деталям.

Спустя три дня я чуть не забыла о самом важном событии в моей жизни после свадьбы, как описал его Клайв, – Бобо[550] меня обстригла. Мистер Чизик [парикмахер] обомлел. Теперь я все время буду коротко стричься. Не имея больше притязаний на красоту, я позволила себе это удобство. Каждое утро берусь за расческу, накручиваю прядь на палец и тянусь к шпилькам, а потом радостно вспоминаю, что в этом нет необходимости. Спереди ничего не изменилось, а сзади я похожа на хвост куропатки. Это заметно сокращает сборы и переживания; к слову сказать, я как раз «ужинаю вне дома» (различие очевидно: Роджер, Клайв и весь Блумсбери ужинают у себя) с Этель Сэндс и Хендерсонами.

В остальном это была своего рода прекрасная экзотическая осень с постоянным присутствием Виты, времяпрепровождением в Ноул-хаусе и вне дома; похоже, мы стали немного свободнее от работы и издательства. Но теперь, когда уехали все: Несса, Клайв, Дункан, Вита, – наступает напряженное время: я много читаю и быстро пишу; намереваюсь «сделать» Моргана[551]; попробовать набросать свою книгу о художественной литературе и заработать денег на поездку в Грецию и автомобиль. Могу отметить, что первые симптомы, связанные с романом «На маяк», неблагоприятны. Роджеру, очевидно, не понравилась часть «Проходит время». От прав на публикацию частями отказались «Harper’s[552]» и «Forum[553]»; из «Harcourt Brace» прислали, как мне кажется, куда менее восторженное письмо, чем о «Миссис Дэллоуэй». Но это касается черновой версии, неотредактированной[554]. И все же я чувствую какую-то черствость; мнение Л. поддерживает меня на плаву; сама я бросаюсь из крайности в крайность.

Вчера Уэллс попросил опубликовать его брошюру[555]. Для нас это большой прорыв, особенно после довольно пресного разговора с Ангусом. Л. говорит, что он «не справляется». Ангус заявляет, что и с места не сдвинется. Он не видит в этом смысла. А еще он не знает чем заняться, если уйдет. Он не хочет уходить. И хотя он порой «сыт по горло», ему это нравится больше, чем любая другая работа. Но я убеждена, что сейчас издательству и нам требуется фанатик своего дела, а не этот тихий беззаботный джентльмен. Меня раздражает подписывать открытки и конверты. Л. делает все это в два раза быстрее меня.

21 февраля, понедельник.

Почему бы не придумать новую игру, например:

Женщина думает: …

Он думает.

Орган играет.

Она пишет.

Они говорят:

Она поет:

Ночь говорит:

Они скучают.

Думаю, в этом что-то есть, хотя сейчас я не понимаю, что именно. Свобода от фактов, но сосредоточенность; проза и все же поэзия; роман и пьеса. А сегодня…

28 февраля, понедельник.

Но меня тогда унес другой поток мыслей, если это вообще можно назвать мыслями.

Позвольте мне записать несколько всплывающих в сознании фраз, чтобы охарактеризовать последние несколько дней.

Клайв, стоящий в дверях.

Она воет на луну.

Это я о Мэри. Потом он уехал в Кассис на 3 месяца.

И вот еще. «Если миссис Вулф считает, что я не стою и ломаного гроша», – это сказала Роуз Бартоломью, стоя на пороге своего коттеджа в пятницу вечером. Фразы вдруг кажутся мне очень важными, а потом я их забываю. Мой мозг совсем зачерствел. Нравится ли мне «На маяк»? Думаю, я разочарована. Но бог его знает. Надо прочесть еще раз.

Сейчас пришло письмо от Виты и Дотти. Дотти не мастер написания писем. Но я, похоже, очень люблю Виту, раз при виде почерка Дотти с ужасом думаю, будто она пишет, чтобы сообщить о болезни Виты.