Читаем Дневники. 1946-1947 полностью

самой границы, за которой начинается серьезное царство моей Ляли. Все женщины, по словам Раисы, глядят на меня как на единственного интересного мужчину в этом доме, и это в 74 года! Я почти ощущаю, почти, кажется, готов назвать причину моего жизнеутверждения: как будто кем-то от рождения моего был поставлен некий вопрос о единстве природы и человека, и моя жизнь длится как борьба вслепую за это единство. Ничего лишнего, никакой блажи для себя. И если я теперь так забавляюсь с женщинами, то эта свобода невинная, детская дается мне только за то, что я, как рыцарь, стою на часах у врат завоеванного мною царства моей Ляли. И думаю, что эти порядочные женщины за то и награждают меня особенным вниманием, что видят и понимают мою державу и меч. «Вы отличный хозяин! – сказала Раиса, – вы твердо держите что-то, и оттого у вас все само делается». 

Это я-то хозяин!

29 Апреля. Пасмурно, холодно. Раиса пишет мой портрет, я для веселого глаза ей сказки рассказываю, и вдруг входит Ляля.

Приехала белоруска Аня, очень некрасивая, но дельная девка: делает и радует.

С Ваней ходили на тягу. Было после дождя солнечно и так холодно, что ни один вальдшнеп не пролетел. Ваня убил рябчика.

Сегодня Раиса мне сказала: – Я думала, вы – святой, а пока писала портрет, догадалась, что в вас тоже... – Враг? – сказал я, – конечно, и у меня свой враг, и у всех святых тоже свои враги, и только тем они святые, что не поддаются врагу.

Надо обдумать это, почему так в моем опыте художники органически нечутки к искусству слова: тем самым, что у них краски и линии, они как будто лишены чувства слова, тупы на него, чужды.

498


30 Апреля. Первая студия Мосфильма,

директору Д.И. Еремину.

Уважаемый Дмитрий Иванович!

На Ваше последнее письмо с предложением сделать новые поправки моего сценария «Серый помещик» согласно высказываниям Ваших сотрудников сообщаю Вам следующее.

«Кладовая солнца», от которой мы исходим, как литературное произведение стоит много выше, чем литературный сценарий «Большая семья», но зато эта вещь много ближе к кинематографу. Переделка этого сценария согласно сделанным многочисленным замечаниям дала нам новый сценарий «Серый помещик», который как литературное произведение стоит еще много дальше от «Кладовой солнца», но совсем уже близок к кинематографу. В новом требовании переделки уже звучат имена режиссеров, к которым я должен приспособить свою вещь: напр., ввести жизнь животных в подробностях по манере т. Згуриди.

Я не могу сделать поправки в этом духе, потому что <зачеркнуто: от меня как писателя тогда уже ничего не останется> не знаю, какой именно режиссер будет работать по моему сценарию. <Приписка: Художественная ценность состоит в том, что природа и человек в нем показаны в полном равновесии.>

Я предлагаю Вам послать в министерство сценарий «Серый помещик» в том виде, как я его написал, он как литературный сценарий будет, во всяком случае, лучше того, который выйдет, если сделать его согласно последним высказываниям <зачеркнуто: противоречивым и неглубоким>. Со своей стороны, согласно договору, я не откажусь от поправок, когда их предложит мне сам режиссер, которому будет поручено министерством написать режиссерский сценарий.

Май 

1 Мая. Прохладно (только +3). Тихо. Пасмурно. Раскрылись почки на березах и остановились. Нора гоняется за трясогузкой. Плотная зелень озимого поля. На пару ходят овцы.

499


Веточки черемухи, обвитые сухими лианами паразита плюща, на веточках первые листики. Грустно смотреть на этот союз с паразитом ароматной черемухи. Но ничего: скоро зеленые листья и целомудренные цветы закроют паразита, а еще и так сказать: тут у черемухи радость жизни побеждает цветами сушь паразита, а у нас, у людей разве...

Разговаривали с Альфредом вчера о необходимости в общественной жизни авторитета и традиции, и он мне сказал, что в военных делах Сталин был вынужден признать возможность ошибки Ленина (в суждениях о каком-то германском полководце): значит, авторитет ущерблен, и вот почему Вольтер предлагал выдумать Бога. Нужен тезис (Бог, абсолют), чтобы оправдать изменчивость, движение человека (антитезис), чтобы явился синтез: богочеловек.

Начальник у нас в СССР особое понятие: он и есть, и его нет, он какое-то вмещение сразу и тезиса и антитезиса. Так точно и праздник: и есть и нет. Люди копают огороды, и если подойдете к ним, скажут: «С праздником», и на ваше удивление отвечают: «На то и праздник, чтобы лично о себе позаботиться».

Жалость (болезненное чувство) питается чувством смерти и свойственно только человеку, животное чувство смерти есть страх.

2 Мая. Дождик с утра мелкий и холодный, мелкий – хорошо! не сразу выльется; холодный тоже хорошо – не сразу высохнет. Такая погода в природе и людям хороша в доме отдыха: не сонно прогуливаются, а с утра танцуют «западные танцы».

Аня копает огород.

Фокусы Раисы (унесла портреты).

3 Мая. Пасмурно, холодно (почти на нуле). В какой-то деревне был мужик, похожий на Ленина, так его и звали «Ленин», и у него было много детей, и их

500


Перейти на страницу:

Все книги серии Дневники

Дневники: 1925–1930
Дневники: 1925–1930

Годы, которые охватывает третий том дневников, – самый плодотворный период жизни Вирджинии Вулф. Именно в это время она создает один из своих шедевров, «На маяк», и первый набросок романа «Волны», а также публикует «Миссис Дэллоуэй», «Орландо» и знаменитое эссе «Своя комната».Как автор дневников Вирджиния раскрывает все аспекты своей жизни, от бытовых и социальных мелочей до более сложной темы ее любви к Вите Сэквилл-Уэст или, в конце тома, любви Этель Смит к ней. Она делится и другими интимными размышлениями: о браке и деторождении, о смерти, о выборе одежды, о тайнах своего разума. Время от времени Вирджиния обращается к хронике, описывая, например, Всеобщую забастовку, а также делает зарисовки портретов Томаса Харди, Джорджа Мура, У.Б. Йейтса и Эдит Ситуэлл.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Дневники: 1920–1924
Дневники: 1920–1924

Годы, которые охватывает второй том дневников, были решающим периодом в становлении Вирджинии Вулф как писательницы. В романе «Комната Джейкоба» она еще больше углубилась в свой новый подход к написанию прозы, что в итоге позволило ей создать один из шедевров литературы – «Миссис Дэллоуэй». Параллельно Вирджиния писала серию критических эссе для сборника «Обыкновенный читатель». Кроме того, в 1920–1924 гг. она опубликовала более сотни статей и рецензий.Вирджиния рассказывает о том, каких усилий требует от нее писательство («оно требует напряжения каждого нерва»); размышляет о чувствительности к критике («мне лучше перестать обращать внимание… это порождает дискомфорт»); признается в сильном чувстве соперничества с Кэтрин Мэнсфилд («чем больше ее хвалят, тем больше я убеждаюсь, что она плоха»). После чаепитий Вирджиния записывает слова гостей: Т.С. Элиота, Бертрана Рассела, Литтона Стрэйчи – и описывает свои впечатления от новой подруги Виты Сэквилл-Уэст.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары