Читаем Дневники. 1946-1947 полностью

Недоволен я собой: весь я в настроениях, нет смелости и прямоты, нет лукавства достаточного. Боже мой! как я жил и как я живу! Одно, одно только верно - это путь мой, тропинка моя извилистая, обманчивая, пропадающая...

150

В природу у каждого есть свое окошечко, он смотрит туда в окошко, как в поезде смотрят люди: собственно говоря, смотрят в себя, а в природе это свое внутреннее отражается. Часто в себе видишь одну мерзость, и чем глубже ищешь, тем хуже, и тогда, как спасаясь от себя, схватишься за то, что видишь, и вот каким оно тогда покажется прекрасным!

Так вот, значит, под словом «природа» мы и понимаем это самовозрождение по склонности нашей боготворить, приписываемое «природе». Так язычники поклонялись солнцу, звездам и месяцу и всем стихиям природы. И мы не дальше их, когда прибегаем к целебной силе природы. Но мы много дальше язычников и пантеистов, когда в этой «природе» видим милость Божию или рождение личности человеческого существа, называемого нами Христом.

Около времени вечернего чая пришли девушки: предсельсовета и агроном. Они поставили печать к заготовленной нами бумаге, и двухмесячная борьба и колебания были закончены: развалины дачного дома стали нашим владением. По настоянию Ляли я подарил Критской книгу «Жень-шень» с надписью: «Наталии Александровне Лебедевой-Критской на память о счастливом хомуте: я счастливо влез в хомут счастливого 13 мая 1946 г., она счастливо из него вылезла».

14 Мая. С утра холодный дождь. И так уже прошло 12 холодных майских дней почти с ежедневными дождями. Почти уже две недели распускаются березки и все еще стоят скорее желтенькие, чем зеленые и сквозь них...

Утром проводил Лялю с хозяйкой дома, и гора с плеч свалилась: дом мой. Бродил под дождем до обеда, стараясь избавиться от головной боли.

Из-под толстого слоя зимовалых* длинных хвоинок в сосновом бору пробиваются зеленые листики земляники.

*Зимовалый - пролежавший всю зиму, перезимовавший.

151

Цветение черемухи остановилось в зеленых кисточках мелких бутонов, и глядя на них, вспомнились свои собственные бутончики жизни, остановленные внешним холодом. А когда стало лучше, мои бутончики начали мало-помалу раскрываться, и на старости лет я зацвел.

Пришел милиционер санинспекции Галкин и заявил, что санинспекция водоохранной зоны запрещает сделки, подобные моей. По выяснении этого дела с директором оказалось, что запрещение можно обойти. Завтра приму меры.

У нас в обращении три мировоззрения:

1) еврейское родовое (массово-фаталистическое);

2) русское революционное (героически-общественное);

3) [русское] православное (лично-соборное).

В первом личность вовсе не имеет признания, во втором личность утверждается в жертвенности (умирает за други), в третьем личность умирает за други (героизм) и воскресает.

Все эти три отстоя русской истории в настоящее время видны очень отчетливо: революционное движение в существе своем кончилось (старые знамена поистрепались), остаются два, назовем, состояния мысли: еврейское и православное.

15 Мая. Утром сегодня поднимался от земли пахучий пар и останавливался в парке белым туманом. Земля курилась. На белом фоне тумана против солнца черным горошком, посыпанным в воздухе, виднелись всюду липовые почки, шоколадные, но все еще не раскрытые. Наверно, тут они в тепле земного пара и раскрывались. А из земли пар все валил и валил, как дым кадильный.

На душе становилось возвышенно, сама душа поднималась вверх, и в этом движении вверх сквозь белый туман, сквозь черные стволы яснела истина, как Солнце. И казалось, что если бы взяться покрепче, то можно бы так и удержаться навсегда на пути к истине.

152

Странно было вспомнить, как вчера в читальне отдыхающие, прочитав в газете о том, что и май и июнь будут по температуре ниже среднего на два градуса, ныли, брюзжали, жаловались на перемену климата и т. п. Бедные «средние» люди, глупые как кролики, не знали, что душа живет не средней температурой.

Рано, до завтрака пойду во вторую Загородную, где живет Галкин, дам ему денег и попробую устроиться без своей поездки в Рублево. И вообще на дачу надо смотреть как на пробу: выйдет - очень хорошо! Нет? Тоже неплохо: гора с плеч, что все это пустяки в сравнении с тем, что мне хочется и что я могу сделать.

Температура в тени доходила до +25. Ждали грозу, но нет! - вечер вышел тихий, ласковый, трудно было оторваться от реки. Ночью накануне этого роскошного дня кричала сова, утром пел соловей.

Милиционер Галкин обещал 21 поехать с моими бумагами к Мускату. Я взялся было за бумажник, он отказался и сказал: -Кончится дело и тогда... Показал большой палец. Вечером на даче раздавал вассалам землю под картошку.

16 Мая. К утру безоблачно, юго-восточный ветер и в тени +20. Березы стали сильно убираться, но сквозь зелень кукушка видна. В бору сильно запахло смолой. Весенний ручей, столько времени неустанно бормотавший, разбился на озерки и остановился. До завтрака ходил к Таллингу сказать о санинспекции, чтобы подождал соваться с ремонтом.

Перейти на страницу:

Все книги серии Дневники

Дневники: 1925–1930
Дневники: 1925–1930

Годы, которые охватывает третий том дневников, – самый плодотворный период жизни Вирджинии Вулф. Именно в это время она создает один из своих шедевров, «На маяк», и первый набросок романа «Волны», а также публикует «Миссис Дэллоуэй», «Орландо» и знаменитое эссе «Своя комната».Как автор дневников Вирджиния раскрывает все аспекты своей жизни, от бытовых и социальных мелочей до более сложной темы ее любви к Вите Сэквилл-Уэст или, в конце тома, любви Этель Смит к ней. Она делится и другими интимными размышлениями: о браке и деторождении, о смерти, о выборе одежды, о тайнах своего разума. Время от времени Вирджиния обращается к хронике, описывая, например, Всеобщую забастовку, а также делает зарисовки портретов Томаса Харди, Джорджа Мура, У.Б. Йейтса и Эдит Ситуэлл.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Дневники: 1920–1924
Дневники: 1920–1924

Годы, которые охватывает второй том дневников, были решающим периодом в становлении Вирджинии Вулф как писательницы. В романе «Комната Джейкоба» она еще больше углубилась в свой новый подход к написанию прозы, что в итоге позволило ей создать один из шедевров литературы – «Миссис Дэллоуэй». Параллельно Вирджиния писала серию критических эссе для сборника «Обыкновенный читатель». Кроме того, в 1920–1924 гг. она опубликовала более сотни статей и рецензий.Вирджиния рассказывает о том, каких усилий требует от нее писательство («оно требует напряжения каждого нерва»); размышляет о чувствительности к критике («мне лучше перестать обращать внимание… это порождает дискомфорт»); признается в сильном чувстве соперничества с Кэтрин Мэнсфилд («чем больше ее хвалят, тем больше я убеждаюсь, что она плоха»). После чаепитий Вирджиния записывает слова гостей: Т.С. Элиота, Бертрана Рассела, Литтона Стрэйчи – и описывает свои впечатления от новой подруги Виты Сэквилл-Уэст.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное