Дневники. 1984

27 июня. Вся неделя очень сложна из-за банковских историй. Впервые я понял, что такое крушение банка. Послал в «Правду» свое письмо Парамоновой и «Приписку». Конечно, в Пресня-Банке взбесятся. Но они меня загнали, пускай получат.

В 17 ч. вместе с «Духовным наследием» от Pay-корпорации на автобусе — в Тверь. Всю дорогу проговорил с Аристовым из Черноголовки. Вечером купался вместе с Г.Орехановой в Волге. Город выглядит так, будто толь­ко вчера закончилась война. По домам век XIX — вчера. Самое незабывае­мое впечатление — это рука Эсамбаева в ресторане с оттопыренным мизинцем и бриллиантовым кольцом, тянущаяся к тарелке с хлебом.

28-го поздно вечером вернулся с Орехановой. Ее речи произвели на меня впечатление. Убежденный человек, уверенный в том, что она имеет. В конечном счете, заражает не логика и не факты, а страсть. Она над фактами.

1-го и 2-го июля — лето уже покатилось к устью. Был на даче. День прошел хорошо: писалось, тянул роман, хоть было много дум об институте. Вернулся вечером к «Итогам». Киселев принял совершенно лакейскую ин­тонацию. Еще не в открытую, зная бесконечные уловки этого господина, Ельцина еще не бросили, но любовь и «угощайтесь» перемещаются к Чер-номырдину. Воистину старая КПСС взрастила в своих недрах людей без совести и принципов. Как они, однако, начали пользоваться демократиче­ской терминологией! Заговорили о приоритете личного над государствен­ным. В высшей степени этим господам наплевать и на чужое личное, и на общее государственное. Я до физической осязаемости вижу их сытое, подернутое солнцем брюшко, ради которого все и делается. Я вижу их щенков и их раскормленных, тупоголовых самок.

В понедельник утром, 3-го июня, читал «Смиренную прозу» Саши Барбуха. Мне уже ясно преимущество нового поколения, но, видимо, и у моего поколе­ния есть какие-то преимущества? Где они? И в чем? Как прекрасно ребята стартуют! Но вот хватит ли дыхания, чтобы свою жизнь превратить в за­конченную и закругленную метафору. Метафора потом закруглится в две строки в словаре.

Очень плохо чувствует себя B.C. Я боюсь будущего, чужого страданья, своего нетерпения, незавершенной жизни. Боюсь болезней и смерти близких. Господи, пошли мне смерть на лету.

Утром Пресня-банк денег опять не дал. Жулье.

4 июля. вторник. Поехала крыша у Володи Макарова, замечательного тихого мальчика, ко­торого мы намечали на поездку в Кельн. Он прошел блестящую аттестацию и вдруг сексуальный бред, мания преследования. С грустью я смотрю на этого ребенка, хочется прижать к себе и защитить. Тем более, повторяю, все у него плохо. Руслан Киреев хорошо о нем отзывается. Я очень боялся, что все это абберация моего подозрительного зрения, но, к сожалению, это же подтвердил и наш врач Дима Харазашвили. Свои впечатления о Володе запечатал в конверт и вшил в его личное дело.

В обед приходил В. П. Смирнов, забрал свое заявление и в качестве отступного взял отпуск на написание диссертации. Все это производило жалкое впечатление. По старой коммунистической памяти он увязывал свой уход с вопросами и намеком на готовое волнение — студентов, со звонками, дескать, от прессы, которая будто бы связывает его уход с уходом Лебе­дева. Ст...й, жа...й, пл...й м...к. Но я все равно люблю его красно­байство и завирания.

5_июля, среда. Состоялся пленум «Духовного наследия». Кажется, меня выдвигают в Думу. Конечно, я надеюсь, я не пройду. Но это дает мне опыт. Интересен был банкет. Комсомольцы во главе с Игорем Маляровым привычно и талантливо поглощали красную рыбу. Пресня-банк агонизирует. Правительство установило плавучий курс для доллара 430-490 — это источ­ник фантастических спекуляций. Во время пленума — глаз отдыхал на ли­цах; я люблю эту родную круголюдность — видя, как полковники, один за другим распространяются о содеянном, у меня возникла мысль: у них получите.

Мне совершенно не нужно, чтобы мои книги читали, достаточно того, что я их сформулировал и написал.

В «Новом литературном обозрении» разгромная рецензия на «Огурцы» — очень гуд!

6 июля, четверг. «Правда» напечатала статью о пленуме в Якутске. Заканчивается она ссылкой на меня о государственной цензуре.