Дневники

23 октября. Вчера был у меня Чивер, поразительно похожий на Уэллса: тот же цвет волос, та же улыбка, тот же рост, та же фактура розовой кожи. Сидел он долго — 4 часа, и хотя у него был билет в Большой театр, предпочел пропустить 1-ое и 2-ое действия. У меня грипп, мне было трудно сидеть, хотелось лечь, но я так люблю его, что мне было радостно с ним. Уходя, он обнял меня — о если б он знал, какую плохую статейку я написал о нем!

Разговор главным образом вела Таня, которая вся расцвела в его обществе. Она чудесно перевела его «Swimmer’a»1.

За это время сняли Хрущева, запустили в небо трех космонавтов*, в Англии воцарились лейбористы, но обо всем этом пусть пишут другие. — Я же запишу, что вчера приехал в Москву Апдайк.

Чивер совсем домашний.

ноября. Пятница. С этого дня буду вести дневник регулярно. Сейчас ушел от меня Александр Георгиевич Менделеев, член редакции «Недели» — умница, высокого роста. Он очень жалел, что Таничка говорила не с ним по поводу Чивера — очень просит дать ему ее перевод.

Пишу о Зощенко. Написал 74 1/2 страницы. Надо кончать. Удачнее всего вышла глава о языке. Хочется удлинить эту главу.

ноября. День Марии Борисовны.

1964 Из-за того, что какой-то советский турист пред

почел недавно остаться в Англии, задержана группа туристов, которые должны были отправиться в Италию, — в том числе Коля, Марина, Штейн с женой и другие.

Так как, свергнув Хрущева, правительство пребывает в молчании — и обыватели не знают, под каким гарниром их будут вести «по Ленинскому пути», — сочиняется множество эпиграмм, песен, анекдотов, стишков.

24 ноября, вторник. Сегодня я гулял по снежному Переделкину с Нилиным, Заходером и Максом Поляновским — каждые пять минут — новый анекдот.

26 ноября, четверг. Когда-то Коля (ему было лет 6) рассматривал на полке мои книги и сказал:

— Когда папа умрет, вот эти книги я отдам в переплет, а эти выброшу вон.

Теперь это время придвинулось, и я думаю, что Коля так и поступит. Вообще с книгами будет им возня. За последнее время очень большое место в моей библиотеке занимают английские книги. Ни у кого из моих наследников нет охоты читать английские книги.

Читал сегодня по радио свои воспоминания о Леониде Андрееве. Теперь над радио и TV новый начальник. Он усмотрел какой- то криминал в недавней телевизионной передаче «Цирк» и уволил троих сотрудников. Бездарная, слабоумная сволочь. Ничему

не научились — полицаи — по-прежнему верят лишь в удушение и

*

в заушение .

Первого приезжает Лидочка. Я послал ей свою статейку об Анне Ахматовой — и теперь испытываю конфуз: статейка элементарна и плохо написана.

У Лиды дела с глазами плохи, между тем она не выносит, чтобы ей читали вслух.

В пятницу, то есть завтра, выходит моя книга «Искусство перевода», я очень хочу послать ее Солженицыну, но боюсь посылать по его адресу в Рязань. Он говорил, что вся его почта под строжайшим контролем.

Сейчас ко мне придет Александр Борисович Раскин и пойдем с ним гулять. Морозу 9 градусов.

«Лит. России», и теперь принимаюсь за «Зощенко», 1964

куда я внес десятки исправлений, предложенных мне Вениамином Кавериным.

Лиды я еще не видал. Вчера был у Фриды, — которая после всякого своего депутатского приема заболевает и лежит в постели. Гулял со Зверевым. Читал Эллери Квина «Double dozen»[102].

7 декабря 1964. По случаю «Дня Конституции» приехала ко мне Аня Дмитриева вместе с Митей. Аня — чемпионка тенниса, 24 лет, и в то же время студентка. Она спокойна, приветлива, чистосердечна, хорошо молчит, хорошо смеется. Не верится, что она знаменитость — заслуженный мастер спорта. В Лондоне была с командой около 10 раз, была в Африке, в конце января едет в Финляндию. Чемпионка по теннису. Мы вместе читали Юрия Нагибина «Далеко от войны».

7 декабря. Сейчас позвонила мне Ласкина из журнала «Москва». Моя статья о Зощенко ей понравилась — «вы научили нас читать Зощенко».

Значит, я как критик здесь гораздо сильнее, чем как мемуарист.

Верно. Нужно будет сократить мемуарную часть.

В «Лит. газету» я отправил статью «Язык Зощенко». Вышло 11 страниц.

В «Литературной России» идут мои записи «Что вспомнилось».

В «Неделю» я отправил дрянную статейку об Анне Ахматовой.

Сейчас звонил мне сын Пастернака, Евгений Борисович, просит написать предисловие к книжке его стихов, которые выходят в Гослитиздате.

О! о! о!

Сволочь я, что не пишу о Чехове.

Таня рассказывает, что она на квартире одного из работников американского посольства смотрела кино — по его приглашению, присланному в Инкомиссию Союза Писателей. С нею была Волжина и два молодых переводчика — четыре человека. И на эту четверку — пришлось четыре стукача, причем один из них в лифте попросил одного из переводчиков открыть портфель и показать, какие книги подарил ему работник посольства.

Ахматова в Италии — это фантастика. У нее

1964 Нет косточки неломаной,

Нет жилочки нетянутой, —

и вдруг в Италии, где ее коронуют*.

А что с моим Зощенко для «Литгазеты»?