Дневники

17 января. Слушал передачу Би-би-си, где меня называют корифеем и хвалят меня за то, что я будто бы «работаю» вместе с дочерью. Ая узнал текст ее письма к Шолохову из американских газет*.

Кончаю перечитывать Семина*. Очень хороший писатель.

20.1. Чувства какие-то раскидистые, — Бог с ними, с моими чувствами. Таня рассказала, что Ivy, старуха, ни с того ни с сего, дала интервью репортеру газеты «Morning Star», одобряя поступки своего безумного внука*, которого, кстати сказать, вызвали вчера в военкомат.

29 января. В гостях у меня был гений: Костя Райкин. Когда я расстался с ним, он был мальчуганом, играл вместе с Костей Смирновым в сыщики, а теперь это феноменально стройный, изящный юноша с необыкновенно вдумчивым, выразительным лицом, занят — мимикой, создает этюды своим телом: «Я, ветер и зонтик», «Индеец и ягуар», «На Арбате», «В автобусе». Удивительная наблюдательность, каждый дюйм его гибкого, прелестного, сильного тела подчинен тому или иному замыслу — жаль, не было музыки — я сидел очарованный, чувствовал, что в комнате у меня драгоценность. При нем невозможны никакие пошлости, он поднимает в доме духовную атмосферу — и глядя на его движения, я впервые (пора!) понял, насколько красивее, ладнее, умнее тело юноши, чем тело девицы.

Верно сказал Ал. Н. Толстой:

Девка голая страшна: Живородная мошна.

1968 Привели Костю его мать — Рома и Татьяна Тэсс,

только что написавшая большую статью о Райкине (в «Известиях»).

Очень своеобразен и художествен разговор Кости Райкина. Своим серьезным, немного саркастическим голосом он рассказал, как родители и дети собираются где-нибудь за городом для общих веселий: родители вначале опекают детей, стоят на страже, но вскоре сами напиваются так, что их начинают опекать дети: «папа, стыдно!», «мама, довольно» — и развозят их по домам.

Я кончил роман Пристли «Salt is leaving»1 о докторе Солте, который открывает, что его пациентку убила дочь одного важного дельца. Тут и психология, и быт, и интрига, а в общем базарная дешевка, на которую я истратил два рабочих дня.

30 января. Создалась неуклюжая ситуация. Лида (я слышал) написала резкое письмо Маргарите Алигер — та ответила ей грубостью, Лида ответила еще резче*. И нужно же было так случиться, что сегодня вечером ко мне в гости приехала Лида как раз в ту минуту, когда пришла Алигер (вместе с Ритой Райт). Лида — полуслепая — в темноте услышала голос Риты — «Здравствуйте, Рита Яковлевна» и, не рассмотрев Алигер, подала ей руку. Все обошлось. Я пригласил Риту. Она рассказывает мне о письме, какое она получила от Маши из Гаваны. Маша со своим мужем, немецким поэтом, была на Кубинском съезде. Кубинцы показались ей обнищалыми, но… веселыми. «В лавках нет ничего, хлебные карточки, очереди — но все веселы и гостеприимны».

Лида величава и полна боевого задора. Люда Стефанчук сказала за ужином, что один из рассказов Солженицына (которого она обожает) понравился ей меньше других. Лида сказала железным голосом:

— Так не говорят о великих писателях.

И выразила столько нетерпимости к отзыву Люды, что та, оставшись наедине с Кларой, заплакала.

Переработал «Ната Пинкертона», «Мы и они», «У последней черты», Куприна, берусь за Ал. Ремизова. Кларочка простудилась. Боюсь, что надолго. Познакомился с Мкрчаном.

Читаю Габбе «Быль и небыль» — чудо! Безупречный вкус, абсолютное понимание своей литературной задачи.

21 февраля. Ровно 13 лет со дня смерти Марии Борисовны. А я по-прежнему веду суматошливую, бестолковую — дурацки труженическую жизнь.

Видел Расула Гамзатова, мы расцеловались. Написал статейку в защиту Грековой, которую преследует остервенелая военщина

за ее повесть «На занятиях»*. Написал плохо, был 1968

болен. Когда в Союзе Писателей на партийной Секции прозы обсуждали повесть (16-го февраля) и читали мою статью, один из военных громко сказал:

Спятил старик.

Председатель предложил ему уйти. Он извинился и сказал, что выругал не меня. Председатель:

Поверим ему, что он сказал это не о К. И. Собрание согласилось поверить. Утешая Грекову, я по телефону сказал ей:

Рассосется как-нибудь. Она разгневалась:

Я не хочу, чтобы рассосалось. Я хочу изобличить негодяев. Вчера была Софа Краснова, принесла мне грозное письмо от

издательства: требуют 6-й том. А я между тем отдаю целые недели Копшицеру, Грековой и друг. А впереди не больше месяца.

Прекрасная книга Семина.

Бокс 93

Март 68 в Инфекционном Корпусе

12 марта. Приехал сюда здоровый — и здесь меня простудили, t° 37,3.

Вспоминаю.

Б о л ь н и ч н ы е з а п и с к и Что вспомнилось*, или Собачья чушь

(писано в больнице при высокой температуре)

1968

1.

В 1905-1906 гг. был литературный салон у Николая Максимовича Минского на Английской набережной в доме железнодорожного дельца Полякова. Поляков (родственник Минского) предоставил поэту роскошную квартиру. Минский поселился там с молодой женой, поэтессой Вилькиной. Вилькина была красива, принимала гостей, лежа на кушетке, и руку каждого молодого мужчины прикладывала тыльною стороною к своему левому соску, держала там несколько секунд и отпускала.