Дневники

декабря. Встретил сегодня Залыгина, который сказал, что в 12-ой книге «Нового Мира» — повести «Раковый корпус» не будет. Перенесли на 1-ую книгу.

декабря. Возобновил древнее знакомство с Шагинян. Мы с нею пошли к старухе Александре Бруштейн. Та слепа, глуха. Феноменально исхудала. Видно, истрачена вся до конца, до последней кровинки.

Шагинян рассказывает, как она нашла, что мать Ленина была дочерью еврея-выкреста Бланка, местечкового богача. Мариетта выследила этот род. Настоящее имя этого выкреста было Израиль. При крещении он получил имя Александр. Со своим открытием Шагинян поспешила к Поспелову. Тот пришел в ужас. «Я не смею доложить это в ЦК». Шагинянше запретили печатать об этом*.

Обе старухи — глухие. У каждой свой слуховой аппаратик, и трогательно видеть, как они разговаривают, вооруженные этими позолоченными изящными штучками и суя их друг другу в лицо.

К Шагинянше у меня пробудилось старинное дружеское чувство. У нее на столе огромный том Фразера — о новейших концепциях времени. С чернильными пометками на полях самой Шагинян.

29 декабря. Какой-то пьяный азербайджанский писатель сообщил мне вчера, что в книжном магазине он видел огромную очередь, «как за хлебом», — покупали мою книгу «заглавие какое- то серебряное» — очевидно, «Чудо- дерево» и «Серебряный герб».

Клара слыхала от Софии Петровны Красновой, что вышла моя книжка «О Чехове».

По слухам, вышел также V том Собрания сочинений. «Вавилонскую башню» опять затормозили.

Вчера БиБиСи передавало «протест», написанный Павлом Литвиновым против заметки в «Вечерней газете», где Буковского зовут хулиганом*. Кажется, протест передан за рубеж самим Павлом. Очень все это странно. Я знал этого Павла как ленивейшего школьника — шалопая. И вот оказывается: герой. Так же удивил меня в свое время сын Луначарского, я знал его мальчишкой избалованным, хамоватым, беспардонным. А умер на войне смертью героя.

Таничка рассказала мне, что едва только по БиБиСи передали о поступке Павла Литвинова, советские умники решили сорвать свою ненависть на… покойном М. М. Литвинове. Как раз на этих днях было празднование юбилея Советской дипломатии. И газетам было запрещено упоминать имя М. М. Литвинова. Говорили «Чичерин и другие». Так поступила даже газета «Moscow News». Таничка справилась: оказывается, было распоряжение замалчивать имя покойника, понесшего ответственность за проступки племянника [внука. — Е. Ч.] через 25 лет после своей смерти.

9 января 1968. Лютый мороз: не выхожу на улицу. Работаю одновременно над шестым томом, над седьмым томом, над «Биби- гоном» (переделал его в шестой раз), над статьей о Набокове («Онегин за рубежом»), над статьей о детективах и если бы не головная боль после наркотиков, писал бы целые дни.

11 января. Таня опять: написала негодующее письмо в «Известия» по поводу суда над четырьмя* и опять стремилась прорваться в судебную залу вместе со своим племянником Павлом. Мне кажется, это — преддекабристское движение, начало жертвенных подвигов русской интеллигенции, которые превратят русскую историю в расширяющийся кровавый поток. Это только начало, только ручеек. Любопытен генерал Григоренко — типичный представитель 60-х годов прошлого века. И тогда были свои генералы. Интересно, ширится ли армия протестантов, или их всего 12 человек: Таня, Павлик, Григоренко, Кома Иванов — и обчелся.

Павлик вручил иностранным корреспондентам вполне открыто свое заявление, что нужно судить судей, инсценировавших суд над четырьмя, что Добровольский — предатель, что все приговоры были предрешены, что весь зал был заполнен агентами ГПУ, — и это заявление вместе с ним подписала жена Даниэля.

Английская коммунистическая партия в «Morning Star» заявила, что наше посольство в Лондоне обмануло английских коммунистов, уверив их, что суд будет при открытых дверях.

Приспособляю к 6-му тому своего «Ната Пинкертона», написанного 60 лет назад.

Александр Верт и Валентин Катаев были у меня — кажется, осенью — оба вдрызг пьяные. Но Верт — сохранял равновесие, а Катаева развезло, и он стал либеральничать. Издевался над всеми властями. Верт намотал все это на ус и очень точно воспроизвел в печати. Теперь он получил от Верта письмо, где тот пишет: «М. б., вы ничего этого не говорили, оба мы были пьяны». Катаев

воспроизвел это письмо в «Литгазете» и оправдал- 1968

ся. Но я был при этом разговоре и свидетельствую, что Верт сообщил обо всем правильно — слово в слово.

Получил я, наконец, «Harvest» Miriam Morton:* где ни откроешь — отвратительно.

15 января. Стишки Берте Як. Брайниной:

О, если погаснет любовь моя к Берте, Пусть в адский огонь унесут меня черти, И в адском огне закричу я, поверьте, Что радостной жизни желаю я Берте. Да, ласковой Берте я предан до смерти, И ныне взываю я к ласковой Берте: Ах, если бы мне вдохновенье Роберта, Чтобы воспеть твои доблести, Берта. Но нет у меня ни кистей, ни мольберта Изобразить твои прелести, Берта.