Дневники

Кроме того, они (кадеты) уже потому не пойдут в «блок», что слышать не могут ни о каком Учредительном собрании. Предлагается же вовсе не прежнее, предлагается Учредительное собрание (и без Чернова) лишь как мгновенная опора, как переходный лозунг для образования новой власти, самой твердой, быть может, даже сначала диктаторской. Предлагается и об этом сначала сговориться. Но кадеты и слышать не хотят. Учредительное собрание для них теперь более чем когда-либо – пугало.

И во, и до пришествия конституционного монарха желают сидеть чистыми. Сколько времени пройдет до этого «до»? и что останется от России?

Но я далека от каких-либо упреков кадетам. Возможно, что у них сейчас действительно уже нет никаких активных сил.

Да и у кого они есть? У честного, хотя бы краткого, блока всех партий (кроме крайней монархической) могли бы быть, но… этот блок невозможен. Не могут – и не смогут – сговориться наши несчастные интеллигенты, горе-политики.

Слух, довольно смутный, что в Ростове попали к большевикам Милюков и Родзянко.

Где Б. – не знаю. Но, к счастью, кажется, не там.

На улице странно. Не разберешь, ее, улицу. Оттепель. Грязь. Затаенность.

15 февраля, четверг

Ничего явно нового. Лакеи (левые эсеры) ворча, покоряются. Знаменитую формулу «Мира не подписывать – войны не вести» вывернули, и получилось: «Мир подписывать – войну вести».

На этом стоят и соответственно собираются действовать. Да вывернутая формула понравилась и большевикам, по крайней мере кажется им очень пригодной для уговоров, для обламывания артачащихся. Ленин уже говорил: «Подпишем мир! Ведь условий его мы не будем исполнять!» Теперь он поехал в Москву уговаривать в этом духе тамошние, слишком воинственные, собачьи советы, пока они не поймут всю р-революционность положения: и мир заключать, и войну вести. Не сомневаюсь: когда раскусят – понравится. Предел свободы: кто хочет – в мире живет, кто хочет – воюет. И даже одновременно и воюет, и в мире живет.

Послы уехали. А большевики со своей эвакуацией решили ждать. Уверяют, что нет наступления. (А Ленин-то, на всякий случай, уехал.)

Ив. Ив. в шубе. Напрасно Красный Крест надрывается, никого из заключенных не выпускают. Зато шпионов Козловского и Красикова восстановили в следственной комиссии. Странно: сами же так ошельмовали их ранее, что, думать надо, сделали эту реабилитацию под угрозой какого-нибудь разоблачения.

О вчерашнем (насчет блока).

Дима принес мне текст какого-то «доклада совету московского совещания общественных деятелей». Это совсем не пахнет «блоками», но это, очевидно, один из многих «проэктов российского устройства», зарождающихся теперь в бессильных, раздельных, интеллигентско-общественных кругах и кружках. Данный имеет, кажется, отношение к московскому кружку «Русских ведомостей». Я подумывала даже, не выписать ли его как образчик современной беспомощности и политического бессилия интеллигентской буржуазии, – но не стоит. Главные положения: утверждение неподготовленности России к самоуправлению («социалистическое крыло интеллигенции раздуло классовую вражду» и т. д.); поэтому «надо отбросить даже идею Учредительного собрания». Далее выдвигается «военная диктатура». Это бы ничего, если бы тут же не создавался порочный круг: военная диктатура, чтобы стать, быть, должна опереться на материальные силы; между тем этой «диктатуре», как одна из задач, рекомендуется «восстановить материальные силы» для «создания элементарного порядка».

Очень беспомощно сказано, что военная диктатура «опирается на государственно-мыслящую часть народа». Ясно, что эта «часть народа», если она и существует, материальных сил в своем распоряжении не имеет; следовательно, и «военная диктатура», на нее «опирающаяся», – прежде всего нечто «нематериальное» и даже без пути к материализации. Стоит ли поэтому выписывать здесь и обсуждать все мечтательные схемы «устроения Российского», которыми занимается «проэкт»? Совершенно неважно, что эти несколько человек стоят за «монархию»; другие будут за республику, и столь же все неважно. Но если они и тут, в области мечтаний, не могут помыслить сговора, – какой возможен «блок» для конкретных, близких действий?

Да, волей-неволей начинаешь думать, что единая наша надежда – чужой штык. А так как его не будет… Не будет? Глядя трезво на положение вещей, на психологию обладателей этого штыка – всех, и германцев, – должно сказать, что не будет.

16 февраля, пятница

Передо мной куча московских газет (только что добытых, еще январских). Гляжу на них – и начинаю понимать, до какого состояния мы в Петербурге незаметно доведены.

Настоящая газета! С резкими, русским языком написанными статьями. И даже с объявлениями. Я смотрю на нее недоверчивыми глазами папуаса. Мы уже одичали, и дичанье продолжается. Сегодня – диче, нежели вчера, завтра еще диче…