Дневники

Словом, такой бред, что и мы понемногу сходим с ума. Тут же они лихорадочно ждут милосердного ответа из Двинска (на последние мольбы остановить движение), тут же издают неслыханные приказы о всеобщей мобилизации – «от 17 до 60 лет обоего пола!» – с обещаниями «тех буржуев, которые прежде отлынивали от войны» (буржуи?!), «стереть с лица земли». Впрочем, буржуев приказано «стереть» во всяком случае, и лишь непонятно, сначала ли их стереть, а потом мобилизовать, или наоборот.

Наши банды, при одном слухе, что немцы недалеко, – удирают во все лопатки, бросая ружья. Здесь – схватили 27 поездов и в количестве 40 тысяч подрали в Москву. Первыми исчезли всякие «Советы» и «Комитеты». Если хулиганье до немцев успеет пограбить жителей вовсю – тем хуже для жителей.

Около Минска собрались на грандиозный митинг. Говорили полдня. Подумывали – не начать ли сопротивляться? Но тут заслышали немцев – и только пятки засверкали. Даже пешком дерут.

Германцы в плен их не желают брать: обезоружат (кого застанут) и вон, ступай откуда пришел.

Вся —
…растерянная челядь,
И мечется, и чьи-то ризы делит,
И так дрожит за свой последний час, —

что, видимо, обезумела вдрызг. Рядом с повелениями кого-то «стирать», в кого-то «стрелять», – чтобы немедля ставить памятник Карлу Марксу! Что «власть на это не пожалеет денег», честное слово!

Приказали это напечатать во всех газетах, вместе с мобилизацией, расстрелом буржуев и – оправдыванием себя на тот случай, если еще получится милость из Берлина и можно будет «покрасоваться».

«Центробалт», однако, уже навесил флаги черные, анархические. Уж им ни Дыбенко, ни Крыленко, – на всех начхать.

У нас с утра сегодня люди, люди… К вечеру пришел Карташёв – в первый раз. Ничего, он, по-моему, даже поправился в заключении.

Да, да, кто спорит, эсеры уже абсолютно бессильны. Но какое-то, когда-нибудь, да будет же Учредительное собрание. Вообще нельзя, невозможно пустить себя на тот океан отчаяния, в котором плавают кадеты. То есть самые умные, нежные и честные. Ибо другие просто ждут, когда все к ним подплывает (если подплывает).

Выпустили Заславского, Кливанского, Сорокина, Аргунова. Сидят: из видных эсеров – Гуковский и Авксентьев; из бывшего правительства: Терещенко, Рутенберг, Киш кин, Пальм и нс кий.

Единственная злая отрада сегодняшнего дня: на Шпалерной ограбили знаменитых большевиков Урицкого и Стучку. Полуголые, дрожа, добрались они до Таврического дворца.

До сих пор Стучки с Блоками, Разумниками и Бенуа грабили по ночам Батюшковых и Пешехоновых. А вот, наконец, «унтер-офицерская вдова сама себя высекла»…

Если б они сами себя разорвали! Но они сначала Россию разорвут, а потом уж их разорвет. Да уж когда бы ни разорвало – поздно! Поздно!

Неужели я еще надеюсь, все-таки?.. Не признак ли это, что и я в бреду?

Надо поспокойнее.

Стоят морозы, 10°, 11°. Светло. Но я сижу поздно по ночам, утром тяжело вставать. Опять входить в это кровавое колесо!

Пожалуй, это правда, что теперь важнее вглядываться не в русское, а в международное положение дел. Но мы уж так «сепарированы», что знать можно очень мало, строить же понимание на догадках, слухах и вероятиях – не могу. Не привыкла.

9 февраля, пятница

«Совершенно немедленно» приказывается, опять и снова, кого-то стирать, кого-то пресекать, – паническая несовместимая чепуха заплетающимся языком.

Германцы благополучно продвигаются. Будто бы ответили (передано, впрочем, как сомнительный слух, не верю этим «перехваченным радио»), что «мир будут заключать в Петрограде». Однако Ленин до того обалдел, что предложил выселить из Петербурга в 24 часа всех женщин и детей. Замяли; сами видят, что не в себе человек.

«Удёрники» серые так и льются с фронта. Через Петербург заливаются дальше. Поплыли вон отсюда и всякие представители «господствующего класса»: рабочие, дворники, ломовые. Очень нужно рыть окопы – не хотим! Когда сядут главные удёрники на свой заготовленный блиндированный поезд – неизвестно. Запретили, с официальными проклятиями, все газеты, кроме двух. Эти оставлены для того, чтобы завтра было где печатать официальную ругань. Ее так много, что на другой, ненасильственный, текст места почти не хватает (1-я и 2-я страница регулярно наполняется этой дрянью, всякими «совершенно немедленными» приказами и «опасностями социалистического отечества»).

Нет, не разорвет их вовремя. Ведь все у нас – поздно!

Кронштадт трепещет. Глядит вверх: нет ли аэропланов?

11 февраля, воскресенье, днем

Немецкие условия получены (?). В ЦИК приняты большинством 7 против 4 при 3 воздержавшихся. Похабнейший из миров будет подписан. Этим покупается отсрочка (долгая? недолгая?) свержения большевиков.

Вечером