Дневники

28 октября, воскресенье

Все дни – ничего, кроме «празднеств» и глухих, диких слухов. (Ведь даже и большевицких газет нету!)

Сегодня вечером слухи сделались весьма ужасными: что в Германии – революция, и притом большевицкая, Либкнехтовская (германский Ленин), что в Москве на германском консульстве уже красный флаг, а Вильгельм убит. Высланный Иоффе – возвращается.

Ну, если все, или приблизительно, так – с кем будут мириться союзники? С Либкнехтом? Как Вильгельм мирился с Троцким?

Факт, а не слух: здешнее германское консульство не выпущено, не уехало: его арестовали.

Вчера умер С.А.Андреевский. Мой давний друг. Когда-то знаменитый адвокат, нежный поэт, обаятельный и тонкий человек. Умер одиноким стариком от голода, умер в такой нищете, что его не на что похоронить (буквально), так и лежит, непогребенный, в квартире.

Да ведь мы все – умираем от голода, многие опухли – страшны до неузнаваемости. Точно голод в Индии.

Не только мы, интеллигенция, – в таком положении и рабочие: ведь нельзя с семьей жить на 450 р. в месяц, когда кусок мяса (если добудешь) стоит 200 руб.

Я это пишу и знаю, что мне потом не поверят. Но я честным словом заверяю – мы умираем с голоду.

Умирают все (кроме комиссаров, их присных и жуликов). Одни скорее – другие медленнее.

29 октября, понедельник

С ликованием и криками вывесили и на нашем опустевшем (арестовано) германском консульстве красный флаг. Объявили о полном торжестве большевицкой революции в Германии. Празднуют победу Либкнехта – Ленина.

Опять я спрашиваю себя: с кем же, с каким правительством будут союзники (сегодня, кажется?) подписывать перемирие? Если все так, то, очевидно, немецкий Ленин пошлет им своего Троцкого? И будет Брестский мир. И союзники признают Либкнехта, как Германия признала Ленина? И, признав Либкнехта, кстати, заодно, признают Ленина? Ибо ведь они же давно в объятиях друг друга.

«На колу мочала, не сказать ли сначала».

Кровавая мочала.

Нет, кончена «роль личности в истории». Все катится стихийно, и мы ничего не можем, и ничего не понимаем. – Когда же, однако, воцарится Либкнехт?

31 октября, среда

Оказывается, Либкнехт еще не воцарился. Только хочет воцариться. Не стану записывать жалких обрывков сведений, которые мы имеем о Европе, – только главное: перемирие подписано с третьим германским правительством, – Шейдемана (не буржуазным, но и не большевицким, с «социал-предательским», как называют шейдеманцев наши владыки). Условия перемирия так тяжелы, что делается страшно: уж не зарвались ли союзники, как раньше Германия, на свою голову?

Ведь в Германии очевидная революция (Вильгельм удрал в Голландию). Везде понастроены «совдепы», и хотя чудится мне, что не вполне они такие, как у нас, а все же…

Наши – надрываются. Лезут, пристают к Германии, дают советы, раскрывают объятия, висят на радио… Иоффе где-то застрял по дороге – они расшлепываются в лепешку, чтобы местный немецкий «совдеп» скорее пустил его обратно в Берлин. Прибытие высаженного посла – это ли не было бы знаком полного единения между «Красной Россией» и «Красной Германией»?

Война кончена, это ясно. Но грядущее чревато всеми невозможностями…

Наши так себя ведут, как будто уже завтра разложатся английские и французские войска, а послезавтра – будет интернационал. Рвутся действовать в Европу, обещают германцам хлеб (откуда?) и «пролетариат с оружием» (? Господи!), все готовы для Либкнехта. Пока что – Шейдеман повторяет ошибку Керенского и «спартаковцев» (либкнехтцев) не скручивает. О, мы опытны! Все это уж мы видели! И если не повторится там нашего (если!), то лишь потому, что между германцами и русскими есть какая-то еще неопределимая в эту минуту разница и Шейдеман все-таки не Керенский.

Но рисунок, в общем, похож…

Ничего нельзя угадать. Людское безумие приняло такие размеры, что слова забываются и смешны, как птичий писк.

13 ноября, вторник

Пишу для того, чтобы отметить: мы в самом деле, действительно, уже почти не живы.

Все, в ком была душа, – и это без различия классов и положений, – ходят, как мертвецы. Мы не возмущаемся, не сострадаем, не негодуем, не ожидаем. Мы ни к чему не привыкли, но ничему и не удивляемся. Мы знаем также, что кто сам не был в нашем круге – никогда не поймет нас. Встречаясь, мы смотрим друг на друга сонными глазами и мало говорим. Душа в той стадии голода (да и тело), когда уже нет острого мученья, а наступает период сонливости.

Перешло, перекатилось. Не все ли равно, отчего мы сделались такими? И оттого, что выболела, высохла душа, и оттого, что иссохло тело, исчез фосфор из организма, обескровлен мозг, исхрупли торчащие кости.

От того и от другого – вместе.