Характерен современный большевицкий лозунг: «Лучше расстрелять сто невинных, чем выпустить одного виновного».
Отсюда и система «заложников», и все остальное.
Пища иссякает. Масла нет и по 40 рублей фунт. Говядина была уже 18 р. Едят только красноармейцы. Газет не читаю – одни декреты.
Берут к себе всю литературу – книги, издания, магазины. Учреждают особую цензуру.
Все остальное взято.
Тупость Европы меня и удивлять перестала. За эту тупость в Германии уже началась расплата. Но никто не вразумлен. Ну, вот, поглядим. Не застрахованы и вы, голубчики.
Общее положение дня таково: Германия приняла все условия перемирия, – очень тяжелые. (А Вильгельм?) В Австрии уже разложение. Явное «оно», а не революция. Распад. Карл бежал, толпы дезертиров; в Вене совсем неладно. Германское правительство пока еще держится… Не хочу передавать слухи.
У нас? Да все то же, прогрессивное ухудшение. Мы, как остальные, стремимся уехать. Но для выезда нужно пройти 18 инстанций, которые вот в течение полутора месяцев еще нельзя было проделать, несмотря на все приватные хлопоты, возможности и взятки.
Декреты, налоги, запрещения – как из рога изобилия. Берут по декретам, берут при обысках, берут просто. «Берет» даже Андреева, жена Горького: согласилась содействовать отправлению великого князя Гавриила в Финляндию лишь тогда, когда жена Гавриила подарила ей дорогие серьги.
Ив. Ив. бывает у Горького только ради заключенных. И все неудачно. Ибо Горький, вступив в теснейшую связь с Лениным и Зиновьевым, – «остервенел», по выражению Ив. Ив-ча. Разговаривает, с тем же Ив. Ив-чем, уже так: «Что вам угодно?» И «прошу меня больше не беспокоить».
Характерно еще: при отправке своего «заложника» в Финляндию (после серег) Горький,
Нужны ли комментарии?
Сегодня, входя к Горькому, Ив. Ив. в дверях встретил Шаляпина. Долгий разговор. Шаляпин грубо ругал большевиков, обнимая Ив. Ив-ча и тут же цинично объявляя, что ему – все равно, лишь бы жратва была. «Получаю 7 тысяч в месяц и все прожираю». Милая черточка для биографии русской дубины. Незабвенная отвратительность.
Чудовищный слух, которому отказываешься верить: будто расстреляли В.В.Розанова, этого нашего, мало известного Европе, но талантливого писателя, русского Ницше.
Я не хочу верить, но ведь все возможно в вашем «культурном раю», господа Горькие и Луначарские!
Обеими руками держу себя, чтобы не стать юдофобкой. Столько евреев, что диктаторы, конечно, они. Это очень соблазнительно.
Еще слух, что расстреляли и эту безумицу несчастную – Александру Федоровну с ее мальчиком. Да и дочерей. Держат это, однако, в тайне.
Не знаю, куда мы еще можем уехать. Немецкие войска на Украйне очень ненадежны. (Еще бы!) Вернее всего пока – в Финляндию. Я знаю, уехать – это превратиться… не в эмигрантов даже, а в беженцев. Без денег (не позволяют), без одежды (не пропускают), без рукописей и работ, голыми, бросив на разгромление нашу ценнейшую библиотеку и, главное, архивы, – ехать неизвестно куда, не зная, когда можно и можно ли вернуться, – вот судьба русского писателя, имеющего почти славу (как Дмитрий), некоторую известность (как я и затем Дима) и за спиной 30 лет работы, томы изданных книг. Но жить здесь больше нельзя: душа умирает.
Вчера вечером – странное атмосферное состояние тревоги. Как будто что-то случается. Нам дали знать, что уезжает (или уехало) германское консульство. Затем – что уезжают и нейтральные. А советский Иоффе и другие большевики в 24 часа высланы из Берлина.
Весь город заговорил: идут немцы! Зашныряли большевики, тревожась за свои празднества. Усилили аресты. Тюрьмы заперли наглухо… И всем казалось невероятным, чтобы державы оставили большевикам своих граждан – без защиты.
Однако сегодня утром уже было видно, что оставили, и все остается как было. «Праздники» действуют, несмотря на мглявый, черный дождь. Снова – «…скользки улицы отвратные…».
Вдвойне отвратные, ибо к сегодняшнему дню их – переименовали! То улица «Нахамкисона», то «Слуцкого» и других неизвестных большевицких жидов.
На заборе Таврического (Урицкого!) сада висят длинные кумачовые тряпки и гигантский портрет взлохмаченного Маркса с подписью «Ест кто работает» (других, очевидно, нету). Ритуал «праздников» я описывать не будут. Еще и завтра будут длиться. Трамваи не ходят. К счастью, по Сергиевской нет процессий, дудят лишь сбоку.
Сюда же приурочили «съезд бедноты» – наехали какие-то «тысячи», которых разместили по лучшим гостиницам, «убранным тропическими растениями», и кормят их «конфектами и шеколадом» (выписываю из большевицких газет). Но сами сомневаются, не «переодетые ли это кулаки?». Кулаки (или «беднота») наехали со своей провизией, которую жадно, по мародерским ценам, продают на улице.
Мы отрезаны от мира, как никогда. Положение странное, беспримерное. Банка закупорена плотно.
Что в Европе?