Дневники

Поезда то ходят, то нет – из-за какой-то частичной и самовольной забастовки, благодаря полному отсутствию хлеба. Это неважно. Но после запрещения газет восстало неистовое количество слухов. Разобрать, что правда, что неправда, – невозможно. Правда ли, что на Мурмане высадились американцы? Правда ли, что Эйхгорн перед смертью пожалел: «Напрасно, мол, мы не "начали с головы", взять бы нам в феврале Петербург!»

Наверное правда, что Гельферих уехал обратно в Берлин, а вся немецкая миссия – из Москвы в Петербург. Что Архангельск и Казань кто-то взял и что большевики – в небывалом трансе.

Переарестовали около 5 тысяч офицеров и отправили их в Кронштадт.

За Лугой разобраны пути, идет сражение крестьян с отнимающими хлеб красноармейцами.

Мы сидим здесь и продолжаем не знать, что лучше: сидеть или ехать?

По-моему, сидеть.

На мой взгляд, единственно интересное – это безмерное (загадочное) смятение большевиков. Судороги какие-то. Почему?

29 июля, воскресенье

Продолжаем сидеть и пребывать в счастливом неведении. Убеждена, что и в СПб. знают не больше нашего. Сквозь вранье, мел еду и безграмотство большевицких

газет порой что-то скудно мерцает. Например: германское посольство провело в СПб. лишь сутки – все уехало «домой». Что это значит?

Идет дождь. Ни капли керосина. Громадный дом наш с 8 вечера темен и черен. Свечи на исходе.

Телефон испортился. Да и на что он? С кем, о чем говорить?

Отрадное: на Западе – хорошо!

31 июля, вторник

Ясные, тихие – вполне уже осенние дни. Я гуляю, читаю французские романы, смотрю на закаты и – вместе с Володей Злобиным – пишу стихи! Это какое-то чисто органическое стремленье хоть на краткий срок отойти, отвести глаза и мысли в другую сторону, дать отдых душевным мозолям.

И я почти не осуждаю себя за эти минуты «неделанья», за инстинктивную жажду забвения. Душа самосохраняется.

Да и что можно «делать», Боже? И «смотреть-то» некуда, не на что, нигде ничего не увидишь.

Изредка получаем «ихние» газеты, читать которые – неблагодарный труд. А вчера запретили даже эту рептилию – Фому Райляна («Петербургская газета»).

Германское посольство, говорят большевики, уехало совсем, – в Псков. Чтобы, говорят, не создавать осложнений (?). И будет, говорят, сноситься с СПб. через Ревель и Гельсингфорс, чтобы прямее (???!).

Ну что можно поделать с такими известиями? Что?

А на Западе – хорошо!

1 сентября, суббота

Весь август выпал у меня отсюда. Недобросовестно писать о происходящем, не зная происходящего до такой ужасной степени, до какой не знаем мы. А что знаем – о том скажу сухо, отчетно, в двух словах.

Мы только теперь вступили в полосу настоящего террора.

После убийства Володарского, затем, в другом плане, убийств Мирбаха и Эйхгорна (из одного страха, как бы не пришлось поссориться с большевиками, немцы увезли свое посольство) – произошло, наконец, убийство Урицкого (студент Канегиссер) и одновременно ранение – в шею и в грудь – Ленина. Урицкий умер на месте, Ленин выжил и сейчас поправляется.

Большевики на это ответили тем, что арестовали 10 тысяч человек. Наполнили 38 тюрем и Шлиссельбург (в Петропавловке и в Кронштадте – верхом). Арестовывали под рядовку, не разбирая. С первого разу расстреляли 512, с официальным объявлением и списком имен. Затем расстреляли еще 500 без объявления. Не претендуют брать и расстреливать виноватых, нет, они так и говорят, что берут «заложников», с тем чтобы, убивая их косяками, устрашать количеством убиваемых. Объявили уже имена очередных пятисот, кого убьют вскоре.

Дошло до того, что консулы нейтральных держав, плюс германский консул, явились к большевикам с протестом «культурных стран» против этих гиперболических убийств. Большевики, конечно, не повели и ухом. Только благодаря уже совсем нечеловеческому приказу Петровского террор перекинулся в провинцию, где сейчас и бушует.

Нет ни одной, буквально, семьи, где бы не было схваченных, увезенных, совсем пропавших. (Красный Крест наш давно разогнан, к арестованным никто не допускается, но и пищи им не дается.) Арестована О.Л.Керенская, ее мать и два сына, 8 и 13 лет.

Гржебины и Горькие блаженно процветают. Эта самая особа, жена последнего, назначена даже «комиссаром всех театров». Имеет власть и два автомобиля.

Все, что знаем, – знаем лишь от приезжающих. Большевицкие газеты читать бесполезно. К тому же они ввели слепую, искажающую дух языка, орфографию. (Она, между прочим, дает произношению еврейский акцент!)

Теперь далее. Почти неизвестно общее положение дел. Но вот обрывки.

На Западе, очевидно, какие-то успехи союзников. Какие – большевики от нас скрывают. А мы, на нашем востоке, находимся в фактической и даже какой-то полуобъявленной войне с союзниками. Какими силами там Германия поддерживает Красную армию – уловить нельзя, но должно быть порядочными, так как большевики, испуская дикие клики, объявляют о победах «доблестной

Красной армии» над «чехо-словаками», о взятии обратно целого ряда городов: Казани, Сызрани, Симбирска и других.