Я совершенно восхищен Венецией, но, к сожалению, не могу пробыть здесь долго, а значит, и серьезно поработать. Написал наспех несколько полотен, чтобы сохранить воспоминания об этом городе, но по-настоящему провести здесь сезон рассчитываю в будущем году. Когда вернусь — еще не знаю, это зависит от погоды.
Дорогой господин Дюран,
Портрет, фотографию с которого Вы прислали, действительно написан мной. Он изображает английского художника-дилетанта, жившего в Бордигере в той же гостинице, что и я, но как его звали — не помню. Во всяком случае, это не герцог Девонширский, как Вам сказали.
Пишу наспех. Времени хватает лишь на то, чтобы сообщить Вам эти сведения и пожелать всего наилучшего.
Дорогой господин Дюран,
Я как раз собирался Вам написать и сообщить то, о чем хотят поставить Вас в известность г-да Бернгеймы. Я понимаю, что это раздосадует Вас, но что поделаешь? Гг. Бернгеймы должны уехать и так настаивали, чтобы я разрешил им приехать и посмотреть мои работы, привезенные из Венеции, что мне пришлось их принять. А приехав, они так долго и убедительно говорили со мной, что я поневоле уступил, но хочу надеяться, что Вы не рассердитесь на меня, так как для нас обоих лучше и выгоднее, чтобы мои вещи доставались не только Вам; к тому же я отнюдь не исчерпал свои возможности и надеюсь сделать еще немало стоящего.
Очень рад Вашему предстоящему визиту, потому что буду сильно занят и некоторое время не хотел бы отлучаться отсюда. Приезжайте, когда захотите, например в ближайшее воскресенье, 3 января, только немедленно предупредите меня о дне приезда.
Что касается истории с поддельными картинами, то я очень сожалею, что подал жалобу, так как [это], во‑первых, ни к чему не приведет, а, во‑вторых, такое упоминание в газетах выглядит как реклама, что сильно раздражает меня и в то же время производит очень дурное впечатление на публику, а в результате многие лишь потешаются над тобой. Впрочем, все это я уже высказал Вам в день приезда. Однако жалобу я назад еще не взял и до Вашего визита никаких шагов не предприму…
Дорогой господин Дюран,
Отвечая на запрос Вашего сына, сообщаю Вам, что на этот раз Вы можете без всяких опасений объявить, что эта, столько раз откладывавшаяся, выставка состоится в мае текущего года, но, если позволите, не раньше 5-го, так как этот день устраивает меня больше, чем 3-е. Во всяком случае, Вы можете полностью рассчитывать на меня. Я буду готов, потому что теперь, после поездки в Венецию, мои картины кажутся мне гораздо более приемлемыми. Я отложил те из них, которые не заслуживают места на выставке, но из того, что осталось, получится, по-моему, не слишком банальная экспозиция.
Совсем забыл, что, объявляя об этой серии, следует называть ее не «Отражения», а «Кувшинки, серия речных пейзажей».
Взяться за работу еще не мог ввиду болезни жены, которая пролежала целых три недели и встала лишь несколько дней тому назад, но теперь быстро поправляется. Сам я вполне здоров, полон бодрости и желания засесть за работу.
Дорогой господин Дюран,
Так как я объявил гг. Бернгеймам, что по договоренности с Вами окончательно назначил выставку серии «Кувшинки» на 5 мая, эти господа запрашивают, действительно ли мне известно, что Вы собираетесь оставить за ними определенное число полотен, и добавляют, что были бы рады получить информацию непосредственно от Вас. Поскольку Вы не сообщили мне ничего такого, что позволяло бы предположить, что Ваши планы изменились, и поскольку сами Бернгеймы заверили меня, что собираются выполнить свои обязательства, я ответил им, что, по-моему, Вы рассчитываете на их слово. В связи с этим позволю себе посоветовать Вам лично сообщить им, что выставка состоится и что Вы по-прежнему рассчитываете на их содействие.
И для Вас, и для меня будет крайне досадно, если эти господа утратят интерес к выставке. Впрочем, Вы это знаете не хуже, чем я. Поэтому всячески старайтесь избежать ссоры, что, кстати, явится лучшим средством для того, чтобы договориться впоследствии о видах Венеции.
Короче говоря, напишите мне или повидайтесь с ними; буду рад, если Вы разделите мою точку зрения. Все это, разумеется, между нами.
Дорогой господин Дюран,