Один из моих друзей пишет мне: «Любопытная все-таки штука это общество, которое без смеха взирает на претенциозные потуги какого-нибудь ребячливого археолога, которое то заслуженно восхищается в Лувре искалеченными шедеврами музея Кампаны, то восторгается первыми опытами искусства, не вышедшего из состояния детства, платя на аукционах сумасшедшие деньги за неуклюжие создания третьестепенного гончара эпохи Возрождения, и в то же время осмеивает каждого живого художника, раньше чем узнать, не гений ли он. Посмотрите „Ночь“ Микеланджело, сравните ее пропорции с пропорциями живых людей или античных статуй, и этот шедевр покажется вам смешным, нечеловеческим, чудовищным. Будьте же последовательны — смейтесь и над ним.
Не знаю, — добавил мой друг, увидев „Купальщиков“, — какие достоинства можно было бы привнести в эту картину, чтобы сделать ее более волнующей и страстной, и я напрасно силюсь усмотреть в ней недостатки, которые ей приписывают. Создатель „Купальщиков“ — человек из породы гигантов. Его не сравнишь ни с кем, поэтому всего удобней начисто его отрицать; но искусство знает мастеров, подобных ему и стяжавших уважение, и если даже современность не воздаст ему должное, то будущее научится чтить его наравне с этими мастерами, как одного из полубогов искусства».
Рядом с г-ном Сезанном мы поставим человека, которого обвиняют в неумелости, но все же подбадривают, как мальчишку, — дескать, со временем он кое-чего добьется. Я говорю о г-не Писсарро.
Сам художник и его друзья немало позабавились, внимая тем благожелательным советам, которые по доброте сердечной давали ему кое-какие критики. Нет сомнения, что он воспользуется этими наставлениями, но да будет позволено мне усмотреть кое-что ценное в этих «юношеских» произведениях и воздержаться от советов и наставлений их автору.
Г-н Писсарро одним из первых начал борьбу. Он прошел немалый путь, прежде чем выработал свою нынешнюю манеру: талант его претерпел трансформацию, картины его стали светлыми, он дрался бок о бок с гг. Сезанном, Мане и Моне; их выбрасывали из Салона, их полотна вызывали у собратьев по искусству лишь насмешки и брань, а эти художники все-таки продолжали борьбу, приведшую к тому, что сегодня они добились успеха вопреки воплям газетных писак, нуждающихся в шуме для того, чтобы заглушать свою внутреннюю пустоту.
Где найдешь больше величия, правды, поэзии, чем в этих прекрасных пейзажах, столь безмятежных и столь полных той сельской религиозности, которая разливает такую грусть на зеленеющих просторах полей!
Кое-какие из этих пейзажей похожи на отдельные места «Отверженных»: в них есть та же эпическая широта, та же таинственность, та же простая в своей торжественности мощь.
Разве не напоминают по стилю прекрасную главу из «Отверженных» эти две женщины, идущие по тропинке между живых изгородей и лежащих за ними полей, над которыми простерлось облачное небо, поднимающееся из глубины долины, где, впитывая в себя лучи солнца, клубится легкий туман? Так почему же мы не восхищаемся в живописи тем, что так заслуженно высоко ценим в литературе? Это тайна, в которой трудно разобраться, предубеждение, которое будет разрушено только временем.
Даже в живописи капризы общественного мнения могут кого угодно поставить в тупик.
Полотна Милле, например, ценятся на вес золота. Г-н Писсарро в изучении сельской природы ушел дальше, чем Милле, хотя идет по той же дороге и связан с ним многочисленными нитями. Но если г-ну Писсарро удалось найти кое-какие новые нотки, почему бы нам не уважать его за это вместо того, чтобы обрушиваться на него с нападками?
Говоря о произведениях импрессионистов вообще и г-на Писсарро в особенности, мы уделяем слишком мало внимания разнообразию тонов. Замечала ли когда-нибудь публика, насколько несхожи меж собой отдельные листья любого дерева и насколько верна существующая меж ними взаимосвязь? А это следовало бы заметить, потому что эта несхожесть и эта взаимосвязь как раз и составляют основу могучей гармоничности произведений г-на Писсарро. Также и небо, легко нависающее над землей на заднем плане пейзажей, не вызывает часто того восхищения, которого оно заслуживает, — это происходит только потому, что, идя на выставку, мы не желаем отрешиться от своей предубежденности.
К счастью, г-н Писсарро стоит выше шумихи. Нам не о чем беспокоиться: чтобы низвергнуть такой талант, нужно кое-что посильнее, чем насмешки брызжущих слюной критиков.
В том же зале, рядом с г-ном Писсарро, выставлено большинство произведений г-на Сислея. В этом году он представлен богаче, чем в предыдущем, однако он не расточает свой чарующий талант — у него экспонировано самое большее десять полотен. Все они неизменно отличаются вкусом, тонкостью, спокойствием; его большой пейзаж, изображающий дорогу после дождя, высокие деревья, с которых каплет вода, мокрую мостовую и лужи, где отражается небо, полон самой очаровательной поэзии.