Дневники импрессионистов

Вы, конечно, сочтете меня человеком надоедливым и, главное, слишком капризным и требовательным, но дело в том, что помимо провала моей выставки, который теперь совершенно очевиден, я страдаю от уколов самолюбия и хочу показать свои картины в максимально выгодных условиях, чтобы те немногие посетители, которые придут посмотреть мои полотна, могли составить себе благоприятное представление о них. Короче говоря, я намерен просить Вас повесить шторы в заднем салоне, так как солнце, падая на картины, совершенно не дает их рассмотреть, и мне известно, что они и сегодня еще не развешаны надлежащим образом (хотя сделать это было совершенно необходимо в первые же дни). Я также весьма сожалею, что Вы не нашли возможным выставить мои полотна на улице де ла Пе: сейчас это принесло бы пользу, и Вы вполне могли подыскать среди принадлежащих Вам полотен кое-что такое, что можно выставить. Не сочтите мои слова упреком, господин Дюран; я знаю, Вы человек мужественный и верите в нас; нет, я просто говорю, что в наших общих интересах нам следовало бы лучше отложить мою выставку, нежели открывать ее в таких условиях. Вы смотрите на вещи по-другому или просто не хотите их замечать, но для меня эта выставка — катастрофа. Не знаю, сможем ли мы продолжать в том же духе и вправе ли я снова просить у Вас денег. Сейчас мне все видится в черном свете.

Извините за назойливость, но велите повесить шторы хотя бы из уважения к моим картинам.

52

[Пуасси],

6 марта 1883 г.

Дорогой господин Дюран,

Я получил Ваше письмо и благодарю за слова ободрения. Восхищаюсь Вашей верой в нас и в будущее, но не разделяю ее. Я считаю, что когда обращаешься к публике, а она отвечает молчанием и безразличием, то это называется неудачей. Лично я не придаю никакого значения тому, что скажут газеты, но нельзя не признать, что в наше время без поддержки прессы ничего не добьешься. Могу Вас заверить: если даже мои коллеги, о которых Вы пишете, считают, что молчание газет не может серьезно отразиться на мне, то сами они сумеют заручиться поддержкой прессы, когда придет их черед выставляться, и поступят совершенно правильно, потому что пресса-то и пробуждает интерес публики. Со своей стороны, могу Вам сообщить, что все, с кем бы я ни говорил об этом заговоре молчания, весьма сожалеют о нем. Сейчас тут уже ничем не поможешь. Желаю Вам и себе, чтобы хоть несколько любителей поддержали нас и обеспечили выставке хоть частичный успех — успех у друзей; но даже в таком случае вся эта история будет не слишком большим шагом вперед, и лично я надолго откажусь от новых попыток подобного рода.

Как я уже писал вчера, я очень встревожен и не осмеливаюсь заговорить с Вами о деньгах, хотя сейчас отчаянно нуждаюсь в них. Меня пугает, что у Вас слишком много моих полотен: вправе ли я и дальше обременять Вас ими, если Вы не можете их продать? Я напуган и встревожен — ведь без денег не проживешь.

53

[Пуасси],

7 марта 1883 г.

Дорогой господин Дюран,

Вы очень меня обяжете, если найдете возможность немедленно прислать мне немного денег, потому что я в очень затруднительном положении и ждать не могу. Ехать в Париж мне сейчас не хочется: там я должен буду воочию убедиться в своей неудаче и выслушивать разговоры о ней, то злорадные, то сочувственные. Лучше уж оставаться у себя в глуши наедине со своими заботами. Что бы Вы ни говорили и как бы ни старались меня подбодрить, я все равно смотрю на вещи иначе и убежден, что эта злосчастная выставка не только не двинула меня вперед, но, напротив, задержала меня на моем пути. Вы же не станете отрицать, что, если нам придется рассчитывать только на знатоков, все это затянется надолго, а тогда нам лучше вообще отказаться от борьбы. Вспомните, как мало мы продвинулись вперед с тех пор, как пошли на штурм. Я не сомневаюсь, конечно, что следующие выставки окажутся для Вас удачнее: у моих друзей будет преимущество в опыте, приобретенном за мой счет, и [этому] я буду лишь рад — как за Вас, так и за них. Но я лично сильно задет этим равнодушием, к которому не привык.

Когда газеты критиковали нас, а часто и оскорбляли, люди утешали нас, уверяя, что нападки лишь доказывают наши достоинства, так как в противном случае нами просто никто бы не интересовался. А как истолковать нынешнее молчание?