— И хотела бы спросить… — начала Гамелина, — но нет. Ты мне дорог даже сотрясённый…
— Потеряешь, будешь знать, — ответил я.
— Лучше про колонну, — ответила беззаботная Аня. — То есть про столб. Я знаю, ты знаешь…
— Ну… Она необычная, можно сказать — реплика. Три сплетённые змеи — копия. Когда-то стояли в Константинополе, потом одну голову отбили и украли, все думали — пропала голова. Но нет! Эту голову купил промышленник местный, наш. Меценат на сахаре. Правда, много лет спустя, почти триста. И было решено тогда воссоздать, весь столп. Конкурс устроили даже. Хотели сделать, как он был когда-то там, давно, у себя. В Византию играли. Ведь там, на месте, от него один огрызок и остался… Думали ещё треногу им на голову поставить — да не успели, война началась, Первая мировая.
— Треногу? — переспросила Аня. — Это как стул? Зачем?
— Есть мнение, что они там, в Константинополе, так и стояли — с треногой на голове. Пророческой. Раньше на ней пифия сидела, а дальше храм закрыли…
— Хорошо, что не поставили, — убеждённо сказала Гамелина. — Сам смотри — торчать у нас, с табуреткой на голове… Какой-то позор. Хоть и копия.
— Не все копия, — заметил я. — Одна — самая настоящая. Из Дельф.
— А… — сопоставила данные Гамелина. — Это та, что он купил по случаю, почти на свалке, меценат этот. В Турции. Помню, говорил кто-то…
— Я и говорил, я постоянно об этом говорю, а вы всё мимо ушей. А ты подумай: у нас, можно сказать на перекрёстке, с базаром рядом, голова стоит античная!
— Ты заносишься очень, — сказала Аня делано равнодушно. — Стоит и стоит, хорошо, что не упала. Что-то античное за тебя геометрию не сделает, например.
— Ну, — ответил я, — мало ли как, что…
— Я так и знала, — вздохнула она, — самонадеянность и хвастовство. Постоянно. А мне говорили… даже предупреждали… А всё потому, что ешь куриные сердечки, — подытожила Гамелина — От них обязательно станешь злым… Пряжа! — внезапно оживилась она. — Скажи мне, как ты думаешь, будет на Узвозе пряжа? Там выносят иногда ведь. Ты что, оглох? Куда ты все время так смотрит?.. Это ж и не очень вежливо, я ведь разговариваю с тобой — а ты глазами шаришь.
— О, — только и ответил я. — И не скажу, не знаю…
— Ну, вот! Опять, — мрачным тоном заметила Аня. — Накатило…
— Не могу тебе всё сказать, — важно заметил я. — Но смотреть тут есть на что. Короче, мне надо завязать глаза, а то я так не всё увидеть смогу, и слышу… это хуже. А ты можешь очки надеть, кстати.
— Не люблю в них ходить на улице. Особенно днём. Вижу, как на меня смотрят.
— Не бойся, смотреть станут на меня, — заметил я, и мы двинулись в сторону Артшколы и дома, порознь миновав колонну. На меня упала едва различимая тень. Я поёжился.
— Аня, — нервно сказал я, — мы обошли с двух сторон высокое… Ты же в курсе, да? Надо поздороваться заново.
— А то поссоримся, — сказала Гамелина. — «Давай вернёмся» тоже работает. Если, например, на то же самое место вернуться — вспомнишь, что забыл.
— Вроде ничего не забывал… — удивился я.
— А это? — спросила Гамелина и поцеловала меня до перерыва дыхания.
— Провалы в памяти… — просипел я.
— У тебя кровь на губе, — сказала Аня. — Теперь я знаю. Ты на вкус гемоглобин.
— Хорошо, что хоть не пшёнка.
И мы вернулись, выписав почти идеальную восьмёрку по площади, к тому месту, откуда начали — принялись обходить столп, колонну, Змей. Конечно же, противусолонь, конечно же, мы смеялись, конечно же, в глаз мне попала соринка… Минуту спустя Гамелина вдруг выпустила мою руку и вновь нас разделила сначала тень от колонны, а потом и сам Змеиный столп.
«Привет на сто лет», — сказал я положенное на той стороне. И ответа не дождался…
Я сделал шаг, другой, почти обошёл колонну снова — нашлась толь ко коробочка с бисером и стеклярусом. Аня пропала.
Вокруг было туманно, светло и тихо. Очень тихо. Слишком.
Змеиная колонна переливалась оттенками зелёного, медь ясно проступала сквозь осень, гранитный узор из брусчатки влажно блестел серым, чёрным, бордовым… Зодиак. Я выбрал свой знак, потоптался на Скорпионе, обернулся через левое плечо и пошёл к столпу. Глядя на восточную, подлинную голову.
Настоящая настоящая змея с ипподрома глянула на меня свысока. Левым глазом. Затем сказала что-то соседкам, немного насмешливо, цокая языком изо всех сил.
Я подошёл поближе и покопался в сумке… Нашёл нужное…
— Хайре! — поздоровался я. — Я, Александр из здешних, несу вам угодную жертву: вот пепел, вот сласть, вот кровь. — Ия положил обугленный кусочек медовых сот у подножия колонны. Затем уколол палец… На соты закапала кровь.
— Ссмертный, — спросила восточная голова, — сскаши, ссмертный. Это ссмея?
Возле колонны вновь кружился павлин, собравший в себя, казалось, все оттенки заката.
— Нет, — честно ответил я. — Это крылатое существо.
— Но ссхоше со ссмеёй, — прошелестела голова.
— Я бы хотел задать вопрос, даже два, — начал я.