Дни яблок

— Ссначала расссмотрим зертву, — сказали головы почти хором. Из столба выползла, ну, словно бы стекла по нему вниз, огромная трёхголовая тень. Тщательно обнюхала подношение и… — Ссвезина! — раздалось мгновение спустя. — Сстарый мёд! — зашипела западная голова… — Сславно! — закончила тень у ног моих и соты провалились сквозь землю.

— Я бы хотел узнать ответ, — начал я…

— Тогда сспроси, — сказала тень по-гречески.

— Нужно жечь листья или попросите живую кровь? — спросил я.

— Второе, — ответили тёмные головы, и густая чёрная тьма закрутилась около столпа. В глубине упругого мрака то и дело вспыхивали зелёные, будто патина, искры…

Пришлось опять колоть палец, и я порезался.

— Пропажа твоя за двумя воротами, между низом и горою, — сказала подлинная голова.

— Нехорошее место здесь. — буркнул я, пытаясь унять кровь. — Я понимаю твой греческий. Не к добру это…

— С этой стороны понятно все, — возразила тень, тройной её голос напоминал стереоэффект. — Спрашивай ещё…

— Ни к чему, — ответил я, — ты напился моей крови и вижу я то, что видел ты недавно. К западу, к востоку и на юг. А на север ты не смотришь.

— Сславно, — прошипела тень увеселяясь, — сславный ссмертный. Смекалистый.

И тьма, чёрно-зелёная, подступила ко мне ближе, звякая бронзовой чешуёй.

— Как звали тебя в Ромайе, Семара? Не говори, знаю… просто дракон? — поинтересовался я.

— Сслушай, ссмертный, — ответила тень, — ну, ты ссабавный! Приходи в любое время, приноссси сссладкое и ссвонкую мусссыку — будем много говорить о Ромайе, о Матери Городов и колесницах.

— Обязательно приду, — сказал я. — Поздней весной. Когда ночи коротки. Принесу вино и венки. Певцов и пьяниц приводи ты. А нынче драконы спят… Апохайре тебе, змей Сегодня. — И я отправился, через весь туман, сквозь Сенку и пешеходный переход, домой.

Из тумана вышел я быстро. Город обретался, где был, а день плёлся к вечеру, и за реку летели галки. Я засмотрелся на них — и просто чудом увернулся от двойки: всё те же искры, лязг и звон хрипящий.

Дома было тепло. Слышно было, как пряники поют на кухне нечто заунывное. Оказалось, «Кукушку». Под грустные песни пряники снимали урожай — на столе Солнце и Месяц собирали землянику с листьями вместе, остальные же трудились на полу — обирали с ножек стола горох. Кошка играла с четырьмя клубочками шерсти сразу.

— Радуйтесь, создания, — сказал я им. — Впереди битва, а возможно, и две.

— Похоже, ты ранен, — заметила Сова.

— Это пустяк, все прививки сделаны, — ответил я.

— Я всё равно посмотрю, — решительно заявила Сова и клюнула меня прямо в след от укола.

— Опять отравление оливками, — рассердился я и спихнул сову на пол, к великой радости чёрной твари.

Мама купила хризантемы, поставила их у себя — и по квартире постепенно растёкся тонкий, горький и упоительный запах…

Я подумал о пленённой Гамелиной и о той, кто сделал это — и несколько внутренне вскипел. Даже больше, чем хотелось. Стало как-то скверно и немного задумчиво.

— Есть одно средство, — подумал я вслух.

— Необходимо взять посох, — явилась прямо на стол сова, — и трижды постучать. Затем вытянуть его перед собой и трижды обернуться вокруг себя против часовой стрелки, чтобы разогнать…

Я пошёл собирать оружие — выдвинул ящик в шкафу у себя в комнате и принёс его в кухню. На стол.

— Сейчас я натру парафин, — сказал я Дракондре, — а ты дыхнёшь в пробирки.

— Затем трижды обведите посохом голову, — не сдавалась Стикса. — Удар посохом о землю означает связь с землёй, следующий удар — это связь с водой, а ударяя палицей по небу, можно добиться…

— Госпитализации, — вежливо заметил я.

Я натёр свечку на тёрке, разделил полученное на три пробирки — и в каждую из них дракон осторожно подышала ясным пламенем. Одна пробирка лопнула, но две вышли что надо. Ещё я взял в сумку гвоздь, соль, немного проса, мамину фиалку в вазончике-чашке, кое-что из школьных Крошкиных подарений и пряслице в карман.

— Чтобы достойно провести церемонию окончания обряда, — вещала Стикса, уронив пенсне, — следует отправиться в места скопления туманов. Взять посох там и начертить спираль. Двойную. Обратиться к древним силам… Ты запоминаешь? Благодарить за то, что хранили и дали вернуться прежним после путешествия из мира туманов в известные пределы. Следует делать так всякий раз, возвращаясь… Как нынче.

— У тебя батарейки сели, — бесцветно заметил я. — Собираюсь идти, выручать и спасать… А ты про возвращение.

— Именно там и подвох, — невозмутимо заметила Стикса. — Возможна боль.

— И переменная облачность, — вздохнул я. — От неё бывает больно, знаешь, как вот подумаешь, что мог теплее одеться…

— Фиглярство вновь, — заметила мне сова.

— Если немного подумать, — сказал я, — то страдать не о чем. Бывает… С выдающимися людьми такое же делали — и ничего. Но да, я славлю Саван Туманов, а как же.

— А что, — задала наводящий вопрос Стиксе, — что для тебя тяжелее всего?

— Самое тяжелое — потеря надежды, — сказал я, недолго думая.

— Умница, — почти про ворковал а Сова. — Сказано: у кого есть надеж да, у того есть всё.