– Давно тебя интересует хоккей? – спросил Слава.
– Просто по телику увидел, стало интересно, – небрежно ответил я.
Это и был сговор. Наша общая с бабушкой тайна.
Сидя на трибунах стадиона в ожидании игры, я чувствовал себя одновременно и счастливо, и несчастно. Мне казалось, что я предатель. Мысленно я представлял, как мой отец, именно он, забьет шайбу в ворота, а потом громко объявит, что посвящает этот гол своему сыну, то есть мне, потому что сегодня сын в первый раз пришел к нему на игру. Вот бы он и правда так сказал. Если бы это происходило в кино, так бы оно и было…
Но тут же одергивал себя: «Зачем мне другой отец? Разве мне мало своих родителей, разве я не люблю их?»
С трибуны отца было не разглядеть. Все игроки выглядели одинаково, да еще и были в шлемах, но бабушка сказала, что отец играет под номером 43, а потому я наблюдал не за игрой, а только за его спиной с заветными цифрами. Так что даже и не знаю, понравился ли мне хоккей. Наша команда, кстати, выиграла, но меня это почти не волновало.
А мой отец не забил ни одной шайбы, поэтому и не посвятил мне гол.
После игры мы с бабушкой долго ждали его в вестибюле. Я нервничал: понравлюсь ли я ему? Будет ли он рад, что его сын – именно я? Все-таки я ничего не знаю о хоккее и вообще о спорте, вдруг он будет разочарован и не захочет со мной говорить?
Это было неприятное, муторное волнение, от которого обычно тошнит.
Наконец он вышел: в красно-белом спортивном костюме с надписью
Было видно, что ему неловко и он тоже не знает, как себя со мной вести. Эту неловкость он пытался скрыть за улыбкой и нарочито веселым тоном.
– Привет! Никита, да? – Он протянул мне руку.
Я не пожал ее. Ответил:
– Микита. Через «эм».
– Извини, по телефону неправильно услышал.
Я на секунду сжал его руку и тут же отпустил.
– А я Игорь, – сказал он. – Вот. Папа твой…
Это так неестественно звучало, что мне стало в сто раз хуже. Что я здесь делаю? Почему я на это согласился?
Тут бабушка положила руки мне на плечи.
– Ну, вы давайте, пообщайтесь, а как закончите – позвони, и я тебя заберу, хорошо?
Я ничего не ответил. А молчание взрослые всегда воспринимают как согласие.
На улицу мы вышли втроем и там разошлись: бабушка, помахав рукой, пошла в одну сторону, а мы с Игорем – в другую.
Когда я понял, что мы идем к машине, то замялся. Могу ли я сесть к нему в машину? Ведь садиться в машину к незнакомцам нельзя, а я с ним не знаком. С другой стороны, он мой биологический отец, разве он может быть для меня опасен? Ладно, бабушка разрешила, а она взрослая…
Когда я открыл заднюю дверцу, он спросил:
– Не хочешь сесть вперед?
– Детям младше двенадцати лет нельзя ездить на переднем сиденье, – ответил я.
– Да ладно, иногда можно, – махнул он рукой. – Давай, впереди же интереснее!
– Нельзя нарушать закон, – ответил я бесцветно. – Особенно если это правила личной безопасности.
Игорь вздохнул.
– Хорошо, вижу, ты парень серьезный.
Он сел за руль, а я – прямо за ним. Некоторое время мы ехали молча, изредка ловя взгляды друг друга через зеркало заднего вида.
Потом он спросил:
– Ты живешь с бабушкой?
– Нет.
Я хотел сказать: «С папой». Но почему-то себя остановил. Сказал:
– Со Славой.
– А Слава – это?..
– Мамин брат.
– А, да, Слава, Слава… – Он сделал вид, что вспомнил. Соврал. – А отчество у тебя чье?
Я ответил с каким-то внутренним злорадством:
– Славино.
– Справедливо…
Он мне не нравился. Все вопросы были лишь для выяснения его значимости в моей жизни. Будто я только и должен был делать, что все девять лет жизни тосковать по нему.
Квартира у него была большая, в новостройке. Я насчитал шесть комнат, но, может, их было еще больше. Он провел меня в зал, а сам на кухне поставил чайник.
Я разглядывал все вокруг: целый стеллаж с медалями и кубками, на одной стене много фотографий, на другой – огромный плазменный телик. Книг нет. Пригляделся к фоткам: там какая-то девчонка лет пяти.
Когда Игорь вошел в зал, я произнес:
– У тебя очень много наград.
Он сразу оживился:
– Да, посмотри, если хоч…
– Не хочу, – перебил я его на полуслове.
Он кивнул и заметно стушевался. Меня кольнуло чувство стыда: может, я жесток с ним?
– Ты женат?
– Да, жена сейчас…
Мне было не интересно, где его жена, поэтому я снова перебил:
– А мою маму ты когда-нибудь любил?
Он ответил усталым голосом:
– Это было давно и неправда…
– Но я – правда.
Игорь беззлобно усмехнулся.
– Ты очень умный мальчик…
– Да, – согласился я. – Поэтому хорошо, что я расту не с тобой. С тобой я был бы глупым. Очень глупым. И злым.
– Ну, злой ты и без меня.
– Считаешь, у меня нет причин быть с тобой злым?
– Есть-есть… Но…
– Значит, я не злой, а справедливый. – Я подошел к стене, к фотографии с девочкой. – Это твоя дочь?
Я бы не расстроился, если бы это была его дочь. Значит, у меня есть сестра, а это хорошо.
– Не совсем, – ответил он. – Это дочка моей жены, я ее удочерил.