Дни нашей жизни

От этой новости у меня сердце ухнуло в пятки. Значит, я ему был не нужен, от меня, родного ребенка, он отказался и даже не пытался выяснить, как я живу, а чужого – принял, удочерил. Чужой для него оказался лучше, чем я.

Я почувствовал, как от желания заплакать у меня встал ком в горле. И, давя этот ком, я произнес:

– Позвони бабушке. Я домой хочу.

…Пока мы ехали домой, я оставался внешне спокоен. Да и внутренне тоже: не было никаких мыслей, чувств, эмоций. Я будто перестал существовать. Бабушка что-то спрашивала, но я не слушал, не реагировал.

Зато дома меня прорвало. Закрывшись в своей комнате, я рыдал и бил подушку, потом откинул ее и принялся колошматить стены кулаками с такой яростью, будто рассчитывал их пробить. Я кричал почти до судорог в горле, пока не почувствовал, как чьи-то руки, будто удерживая от броска в пропасть, схватили меня и прижали к себе.

– Тише. – Это был Лев. – Если хочешь что-то сломать – ломай. Но себя не рань.

Я посмотрел на свои руки – костяшки сбиты. Всхлипнул:

– Я виделся…

– Мы знаем, – мягко перебил он. – Можешь ничего не говорить. Мы сразу поняли.

Я то ли вздрогнул, то ли кивнул. Мне было так стыдно… Зачем я туда пошел? Что я рассчитывал увидеть? Мой настоящий отец обнимал меня в ту самую минуту. А второй – смотрел на нас, остановившись на пороге комнаты.

Разве мне когда-то было нужно что-то большее?

Цветы жизни

До моих десяти лет жизнь у меня была обыкновенная, без происшествий. Я учился в третьем классе, списывал сочинения из интернета, вяло огрызался надоедливым учителям. Когда начал приближаться мой день рождения, девочки одна за другой принялись спрашивать, собираюсь ли я его отмечать и кого позову. Я только пожимал плечами, но дальше следовал вопрос: «А можно я приду?» Приходилось всем разрешать, потому что отказывать я не умел.

Бабушка сказала, что все девочки в классе в меня влюблены, потому так себя и ведут. Я ходил гордый собой целый день, пока Лера не проговорилась, что на самом деле все девочки влюблены в моего папу. Она так и сказала: «Они все хотят выйти за него замуж».

Это, конечно, немного подкосило мою самооценку.

Десятый день рождения прошел в преимущественно женской компании. Девочки почти все время толпились возле Славы и задавали ему кучу разных вопросов: кем он работает, хорошо ли он учился в школе, сколько ему лет…

– У меня что, пресс-конференция? – смеялся Слава. – Давайте договоримся: отвечу на три вопроса – и все.

– Давайте, – хором отвечали девочки.

Первой задала вопрос Эвелина:

– А вы когда-нибудь собирали монетки?

Все остальные загудели:

– Дура, целый вопрос испортила…

Пока никто не успел испортить остальные, Лера быстро спросила:

– Вы влюблены?

– Да.

– О-о-о-о, – то ли разочарованно, то ли завороженно протянули они.

– А она красивая?

– Она похожа на принцессу?

Слава поморщился.

– Если сравнивать с принцессой, то полный провал. Но потенциал есть.

После моего дня рождения меня вдруг самого пригласили – на день рождения Ильи. Он отмечал его в кафе и позвал весь класс, закатив грандиозный праздник в честь своего первого юбилея.

Ребята неизбежно разбились на две группы: мальчиков и девочек. И если девочек пришлось развлекать чьим-то мамам, то мальчики были вполне довольны предоставленностью самим себе. Мы играли в прятки, догонялки и казаков-разбойников на детской площадке возле кафе, а потом возвращались и пили молочные коктейли.

Все шло мирно, пока Антон не отошел в туалет. Тогда Илье пришла в голову новая игра. Он так и сказал:

– Давайте новую игру.

Мы все оживились. Он подвинул на середину стола пока нетронутый молочный коктейль Антона и предложил:

– Давайте все плюнем туда по очереди, а дебил это потом выпьет!

«Дебил» – это Антон, в классе у него будто бы и не существовало нормального имени. Ребятам понравилась идея Ильи, а я запаниковал. Я не знал, что мне сделать, как их остановить, если я один против всех. А если я позову взрослых, завтра сам окажусь на месте Антона за то, что наябедничал.

Но затея с плевками была только цветочками. Грузный Юра, правая рука Ильи, вдруг сказал:

– Я вообще туда нассать могу.

Это всем понравилось еще больше. Наверное, на моем лице отразился ужас, потому что Илья вдруг успокаивающе мне сказал:

– Да ладно, мы же не будем заставлять его это пить, может, он и сам не станет.

Я чувствовал себя ответственным за то, что вот-вот должно было произойти, ведь я понимал, что поступать так – дико и неправильно, а другие, видимо, нет.

Я попытался внести каплю здравого смысла в эту «игру»:

– Ему же потом плохо станет.

– Не станет, – легкомысленно ответил Илья. – Он же колготки носит.

Не знаю почему, но всем показалось, что аргумент про колготки – прямо то, что надо, будто они какие-то чудодейственные.

С внутренним смятением я наблюдал, как Юра берет молочный коктейль Антона в руки, ставит его перед собой, поднимается на стул и собирается туда помочиться.

Я не двинулся с места. Да что со мной? Почему я позволяю этому случиться? Я ведь никогда никого не обижал.