Дни нашей жизни

Гриша и Гоша на прощание сказали, что им меня очень жаль. И добавили: «Кстати, ты вылез из вагины». Но это я и без них знал, потому что у меня была энциклопедия про все на свете, включая особенности зачатия и рождения ребенка.

Глядя им вслед, Слава сказал:

– Что-то мне больше не хочется общаться с другими гей-парами.

Лев был с ним солидарен.

– Мне тоже.

Но с одной парой наша семья еще пообщалась. Точнее, не с парой, а с семьей: двумя женщинами и их семилетней дочкой. Однажды они пришли к нам в гости и оказались вполне ничего. Подарили мне настольную игру, не донимали никакими расспросами, не прикасались ко мне и вели себя очень вежливо.

Мои родители тоже вели себя вежливо: я прислушивался к их разговорам из соседней комнаты, и Лев держался очень хорошо.

Я тем временем остался «за старшего», следил за их Дашенькой, развлекал ее и был милым. Хотя она только с виду казалась такой простой и наивной – когда я учил ее строить из конструктора башню, она вдруг предложила:

– Хочешь, покажу тебе, что у меня в трусах?

– Нет, – честно ответил я.

– А ты покажешь, что у тебя?..

– Нет.

– Почему? – Даша обиженно выпятила нижнюю губу.

– Я же не эксгибиционист, – просто ответил я.

Не знаю, поняла ли меня Дашенька, но больше она эту тему не поднимала.

«Эксгибиционист» было самое сложное слово в моем лексиконе на тот момент. Я узнал его, когда прочитал на столбе предупреждение, что такой мужчина водится в местном парке. Думал, оно мне никогда не пригодится, и все ждал случая, чтобы использовать его в разговоре. И вот случай подвернулся благодаря Даше. Осталось дождаться момента, когда можно будет вслух сказать «вдоволь». Вдоволь… Ужасно странное слово!

А с Дашей и ее мамами мы общаться перестали. Оказалось, что схожесть жизненных ситуаций и проблем – не гарантия того, что людям друг с другом будет интересно. В итоге идея дружить гей-семьями была заброшена на веки вечные.

Третий лишний

Однажды мы с бабушкой вступили в сговор. О нем никто не знал, только мы вдвоем. И вообще-то я сначала от него отказался. Она тогда пришла к нам утром: родителей дома не было, а у меня – лето и каникулы перед третьим классом. В общем, я встретил ее один. Она поговорила ради вежливости о моих делах и оценках, а потом вдруг спросила:

– А ты хотел бы с папой познакомиться?

Я ее не понял: чего с ним знакомиться, если мы вместе живем.

– У тебя же есть папа, ты знаешь? – поясняла она, заметив мое недоумение. – Настоящий, тот, от которого ты родился.

Тут я начал ее понимать. Тот, который меня бросил.

– Я не хочу с ним знакомиться, – холодно ответил я.

– Да подожди, не горячись. Он на самом деле очень хороший парень, просто трусливый был по молодости, ну а кто не был? Они тогда только школу закончили, да и время было неспокойное…

– Я не хочу! – твердо повторил я. – У меня есть папа, мне не надо другого! – «И даже два», – мысленно добавил я.

Бабушка быстро-быстро начала открывать свою сумку и вытаскивать оттуда фотографии. Некоторые выглядели уже потрепанными, блеклыми, на них были запечатлены школьники-старшеклассники. Она водила пальцем по фотографиям, на каждой показывая мне одного и того же темноволосого парня.

– Вот он, видишь? Игорь, красавец… Папа твой!

– Не хочу смотреть! – закричал я и отвернулся.

Бабушка меня будто и не слышала.

– А сейчас он хоккеист! Играет в нашей сборной, представляешь? Сама случайно узнала… Связалась с ним, поговорила, и он, между прочим, не против с тобой познакомиться.

Я демонстративно закрыл уши, но бабушка продолжала:

– Зря ты так, любой мальчишка обрадовался бы, что у него папа – спортсмен. Это же очень хорошо для мальчика. Тебе бы точно пошло на пользу, у тебя данные для спорта очень хорошие, а Слава тебя все в театр, на музыку, на рисование…

– Я сам это выбираю!

– Мало ли что ты выбираешь, ребенка надо направлять. Зато представь, рос бы с настоящим папой…

– У меня и так настоящий папа! – перебил я ее. – Здесь моя настоящая семья!

Я подошел к столу, сгреб фотографии в одну кучу, сложил и сунул бабушке в руки.

– Не приноси мне это больше!

Бабушка покорно сложила фотографии обратно в сумку и, как-то сгорбившись, собралась и ушла. Будто я физически придавил ее своим отказом.

Я смотрел ей вслед, пока она не закрыла за собой дверь, а потом заревел. И сам не понял, почему реву: то ли мне стыдно, что я накричал на нее, то ли обидно, что она пришла ко мне с этой ерундой.

Но не думать об этом теперь стало невозможно. Я гонял мысли об объявившемся отце по кругу и то приходил в ярость, то радостно воображал, как было бы здорово, если бы мы жили с ним вместе. Мы бы играли в хоккей, я бы смотрел на его игры с лучших мест, все бы мне завидовали… И не пришлось бы жить так закрыто, в постоянном страхе. Все было бы обыкновенно, просто и понятно. Как у всех.

Я промучился весь день, но и на следующее утро проснулся с той же головной болью и теми же тревожными мыслями.

В конце концов я позвонил бабушке.

– Я хочу с ним увидеться.

Родителям я ничего не сказал. Когда бабушка купила нам два билета на хоккейный матч, они очень удивились.