Дни нашей жизни

– Надеемся, вы не растите ребенка в глупых гендерных стереотипах, среди машинок и солдатиков. – И оба почти одновременно натянуто улыбнулись.

Серьезно, они будто шагнули в нашу реальность из какого-то ситкома.

Я сдержанно поблагодарил их за куклу, уже прикидывая, на что ее можно обменять. Конечно, фанатом машинок и солдатиков я не был, но и куклы меня нисколько не привлекали.

Когда мы шли до кафе, Гриша и Гоша задавали мне странные вопросы:

– Ну, как ты ее назовешь?

– Никак, – отвечал я.

В девять лет я уже никак не называл игрушки, да и любил их всё меньше и меньше.

– Он у вас такой бука, – елейно произнес Гриша и потрепал меня за щеку.

Я резко – пожалуй, слишком резко – отпрянул от него, отбежал к родителям и схватился за Славину руку.

– Он не любит, когда его трогают незнакомые люди, – пояснил Слава.

– Ой, я вообще сразу заметил, что он у вас очень закрытый, замкнутый. – Тут Гришу понесло. – Это очень-очень плохо, ему нужно раскрепощаться, заводить друзей, иначе как он будет жить дальше? Весь этот дефицит общения приводит к тому, что они потом сидят как затворники, как эти хикки в Японии, и ничего не делают.

– Да замолчи уже… – вдруг негромко, но очень четко сказал Лев.

– Что, прости?

– Ты слишком много говоришь о том, что тебя не касается, не заметил? Закрой рот, – повторил Лев.

Он говорил это очень спокойно; таким же тоном можно было сказать, что сегодня хорошая погода или что Лондон – столица Англии. Но я чувствовал, что если Гриша сейчас ответит, продолжит гнуть свое или нагрубит в ответ, то случится нехорошее. Слава, видимо, тоже чувствовал накал ситуации, а потому мягко встрял в их диалог:

– Не будем ругаться, хорошо?

Эту затею надо было оставить уже тогда, но почему-то мы все-таки дошли до кафе. Ситуацию спасли только Славины дипломатичность и способность перевести разговор на нейтральную тему. Тогда Гриша и Гоша начали говорить о какой-то ерунде: «Сейчас выложу фотку, поставь мне лайк… А потом ты выложи и я тебе поставлю лайк… Только ты первый мне поставь!»

В течение часа, проведенного с ними, возникло ситуаций десять, которые едва не привели к скандалу.

Во-первых, Гоша называл всех нас «котиками»: и меня, и моих родителей. Когда он в третий раз обратился так ко Льву, мне показалось, что у того задергался глаз.

Во-вторых, Гоша с Гришей постоянно пытались нарушить наши личные границы – приобнять, взять за руку, обхватить за талию, а потом говорили: «А че тако-о-ова?»

В кафе нам стало чуть проще: все сидели, и чересчур тактильным Грише и Гоше стало нелегко дотягиваться до совсем не тактильных нас. Особенно это желание всех потрогать выводило из себя Льва: он скидывал с себя их руки, будто что-то склизкое и неприятное. Я так летом скидывал с себя жуков, потому что очень их боялся, особенно летающих.

Когда эти двое пошли за меню, Лев сказал Славе, что он в шаге от тяжкого смертного греха и пожизненного срока за особо жестокое убийство.

– Я даже не думал, что такие на самом деле бывают…

– Все люди разные, – отвечал Слава. – Не похожие на нас, но это не значит, что плохие.

– Они называют меня котиком.

– Зато не медвежонком, – усмехнулся Слава.

Это потому что друг друга эти двое называли медвежатами. Каждый раз, когда один из них обращался к другому «медвежонок», Лев тяжело вздыхал и нарочито закатывал глаза.

У нас в семье такие слова были не приняты. Если родители не использовали имена, то называли друг друга «родной». Но они и меня так называли.

Когда Гриша и Гоша вернулись с меню, первое, что они решили спросить, было:

– Кстати, вы развлекаетесь только вдвоем?

Я подавился своим апельсиновым соком, который пил из трубочки.

– Развлекаемся? – переспросил Слава.

– Ты зачем переспрашиваешь? – возмутился Лев. – Они же сейчас уточнят.

– Просто надеюсь, что я не так понял.

Они и правда начали уточнять что-то не слишком понятное для моего детского мозга, но определенно смущающее моих родителей.

Слава изобразил свою самую доброжелательную улыбку и сказал:

– Слушайте, вы классные ребята, но у нас семья, обычная, классическая, понимаете? Ничего не имеем против ваших привычек…

– Я имею, – перебил Лев.

– Ничего не имеем против ваших привычек, – вкрадчиво повторил Слава, покосившись на него, – но это не для нас, хорошо? А еще, может быть, вы не заметили, но тут наш сын, поэтому…

– А что сын? – хмыкнул Гриша. – Или вы еще одни пуритане, которые собираются до совершеннолетия рассказывать ему, что его принес аист? Не нужно ничего бояться говорить при детях, будущее за сексуальной свободой, а иначе вы загоните его в обычные традиционные рамки, так же как и все эти гетерасики.

Я уже подумал, что всё, шансов уйти без физических повреждений у Гриши не осталось, и покосился на Льва, который, по моим личным прикидкам, должен был уже сорваться, но он смотрел на Гришу с какой-то непонятной улыбкой.

Абсолютно спокойный, он произнес:

– Ребята, вы прямо профессиональные геи. Я всё, конечно, понимаю, но в жизни надо заниматься чем-то еще. Мне вот на дежурство ночью. Поэтому мы, пожалуй, пойдем.