Читаем Дни нашей жизни полностью

— Ни то, ни другое, — почти сердито возразил Каре­лин. — В институт! В институт надо поступать! Учиться всерьез, основательно, на полную силу! Кто вы сейчас? Изобретатель-самоучка! Почему? Есть у нас институты, стипендии, вечерние и заочные отделения, целая система разработана, чтобы все, кому надо, учились. С вашей механизацией вы кое-что придумаете, я верю. И помогут вам. Сведу вас с профессором Савиным, прикрепим к вам ученого мужа и так далее... А высшее образование вам необходимо! Присматриваюсь я к вам... талант на­лицо, а пишете вы, мысль излагаете — коряво! Почему? Как на теорию напоролись — стоп. Куда это годится? Непременно идите в институт. С этой же осени.

Воловик, не отвечая, взвешивал предложение про­фессора. Вот это и есть то самое главное решение?..

Трудно. И все-таки возможно? ..

— Помочь вам подготовиться к экзаменам найдет­ся кому, — добавил Карелин. — А год терять нечего. Сколько мы сосунков обламываем да вытягиваем, чтобы инженеры получились, а тут...

И, считая вопрос ясным, предложил:

— А ну, поплыли. Мчитесь вперед, покажите класс. С вышки — умеете?

Воловик ринулся в воду. Прекрасное ощущение силы, ловкости и упругости своего тела, вместе с ощущением душевной ясности, делало его счастливым. Таким счаст­ливым — хоть пой! Не доплыв до берега, он ухватился за перекладину и энергичным движением вскинул свое тело на мостки. Освеженный и довольный, взбежал по ступенькам на верхнюю площадку и на минуту задер­жался на ней, подготавливая тело и нервы к прыжку. Отчаянный выкрик Аси дошел до него в тот самый миг, когда он отвел назад руки, согнул ноги в коленях и на­чал бросок. Удержаться от прыжка он уже не мог и не хотел. Ни с чем не сравнимое, острое и чарующее ощу­щение полета... собранность всего тела, каждой мышцы и каждого нерва... руки вперед, ноги вытянуты в струн­ку до кончиков пальцев...

Он разрезал воду и ушел в глубину, открыл глаза, увидел мерцающий среди водорослей песок и блики солнечного света в потревоженной воде. Сияние утра и дивная свежесть воздуха приветствовали его, когда он вынырнул на поверхность. Но в эту радость ворвался громкий истерический крик.

Увидав вынырнувшего из воды мужа, Ася смолкла, протяжно вздохнула и села на песок.

— Ася, ну что ты! Асенька! Ну разве так можно?.. Он опустился возле нее на колени, мокрый, все еще оживленный и счастливый. Ася всхлипнула, пряча лицо.

— Перестаньте! — крикнула Полина Степановна, дотрагиваясь до ее вздрагивающей спины. — Что это, в самом деле! Как маленькая!

И вполголоса, сердито сказала Воловику:

— Вы бы при ней не прыгали, раз она у вас такая... с нервишками.

Ася вскинула голову и жалобно улыбнулась. — Я думала, ты не умеешь, — прошептала она. Профессор, выйдя из воды и завернувшись в мохна­тую простыню, стоял поодаль и хмуро следил за Асей. Милая девочка, ничего не скажешь, но, боже ж мой, до чего она не та женщина, какую он хотел бы видеть рядом с этим талантливейшим парнем! Так я и предчув­ствовал, — думал он, ожесточенно растирая кожу, — так я и думал, что ничего в нем не разберешь, пока не увидишь вот этой его трогательной гирьки...

Они пошли к даче. Воловик вел Асю под руку. Не по­вредит ли ей пережитый испуг? Он старался подавить невольное раздражение, но ему было стыдно перед про­фессором и жалко, что испытанное им наслаждение так печально и глупо кончилось.

— Не сердись на меня, Сашенька, — еле слышно проговорила Ася. — Я испугалась, что ты утонешь.

Острая жалость к ней мгновенно вытеснила раздра­жение. Он представил себе, что было бы с Асей, если бы его не стало. Чем она жила бы? За что уцепилась бы в новом горе? Яснее, чем когда бы то ни было, он по­нял, что у Аси нет никого и ничего в жизни, кроме не­го, что она существует при нем, как хрупкое растение, обвившееся вокруг чужого крепкого стебля, — подруби стебель, и оно упадет. Неправильно, неправильно и страшно за нее. Но что тут можно изменить? Как на­учить ее жить иначе? Да и научишь ли?..

Полина Степановна поставила на стол горшок с ды­мящейся рассыпчатой кашей. Профессор наливал в тол­стые фарфоровые кружки молоко.

— Вот лучшая пища на свете, — говорил он, разда­вая кружки. — Ешьте побольше гречневой каши, Асень­ка, и закаляйте нервы. Вашему супругу — путь-дорога большая, вам нужны крепкие ножки, чтобы топать ря­дом.

Ася с безграничной влюбленностью смотрела на му­жа, до нее дошла только одна мысль — профессор ценит его, профессор предсказывает ему большое будущее.

— Ладно уж, — смущенно сказал Воловик, под шуткой скрывая волнение. — Я ее в заплечный мешок посажу. Она легонькая.


6


Последние пять дней июня были рассчитаны по ча­сам и минутам — к ночи тридцатого вторая турбина должна была пройти стендовое испытание, и тогда цех мог рапортовать о выполнении июньского стахановского плана точно в срок.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Театр
Театр

Тирсо де Молина принадлежит к драматургам так называемого «круга Лопе де Веги», но стоит в нем несколько особняком, предвосхищая некоторые более поздние тенденции в развитии испанской драмы, обретшие окончательную форму в творчестве П. Кальдерона. В частности, он стремится к созданию смысловой и сюжетной связи между основной и второстепенной интригой пьесы. Традиционно считается, что комедии Тирсо де Молины отличаются острым и смелым, особенно для монаха, юмором и сильными женскими образами. В разном ключе образ сильной женщины разрабатывается в пьесе «Антона Гарсия» («Antona Garcia», 1623), в комедиях «Мари-Эрнандес, галисийка» («Mari-Hernandez, la gallega», 1625) и «Благочестивая Марта» («Marta la piadosa», 1614), в библейской драме «Месть Фамари» («La venganza de Tamar», до 1614) и др.Первое русское издание собрания комедий Тирсо, в которое вошли:Осужденный за недостаток верыБлагочестивая МартаСевильский озорник, или Каменный гостьДон Хиль — Зеленые штаны

Тирсо де Молина

Драматургия / Комедия / Европейская старинная литература / Стихи и поэзия / Древние книги
Забытые пьесы 1920-1930-х годов
Забытые пьесы 1920-1930-х годов

Сборник продолжает проект, начатый монографией В. Гудковой «Рождение советских сюжетов: типология отечественной драмы 1920–1930-х годов» (НЛО, 2008). Избраны драматические тексты, тематический и проблемный репертуар которых, с точки зрения составителя, наиболее репрезентативен для представления об историко-культурной и художественной ситуации упомянутого десятилетия. В пьесах запечатлены сломы ценностных ориентиров российского общества, приводящие к небывалым прежде коллизиям, новым сюжетам и новым героям. Часть пьес печатается впервые, часть пьес, изданных в 1920-е годы малым тиражом, републикуется. Сборник предваряет вступительная статья, рисующая положение дел в отечественной драматургии 1920–1930-х годов. Книга снабжена историко-реальным комментарием, а также содержит информацию об истории создания пьес, их редакциях и вариантах, первых театральных постановках и отзывах критиков, сведения о биографиях авторов.

Александр Данилович Поповский , Александр Иванович Завалишин , Василий Васильевич Шкваркин , Виолетта Владимировна Гудкова , Татьяна Александровна Майская

Драматургия