Дни, полные любви и смерти. Лучшее

Краг-шестнадцать прикатился, когда дох-доктор еще строил свою последнюю клинику, и сфайрикос помог ему со строительством, а тем временем они обсуждали случай страдающей ножки. Орудуя ложноножками, Краг-шестнадцать необычайно быстро плел косички из травы – десять или даже сто одновременно, толстых, тонких, какие требовались, и все с завидной скоростью. В плетении косичек ему не было равных.

– Забытая ножка все еще страдает? – спросил дох-доктор Драга.

– Еще как! У нее истерика, она охвачена ужасом. А я даже не знаю, где она, и она тоже не знает, а откуда я все это знаю – вообще загадка. А вы уже придумали, как нам помочь? Мне и ей?

– Нет, к сожалению.

– В справочниках ничего нет?

– Ничего, что можно отождествить с вашим случаем.

– Какие-нибудь похожие истории?

– Знаете, Краг-шестнадцать… пожалуй, все-таки есть сходный случай. Правда, вам это не поможет. И мне тоже.

– Это очень плохо, дох-доктор. Что ж, буду с этим жить. А маленькая ножка в итоге с этим умрет. Прав ли я, предполагая, что ваш случай чем-то похож на мой?

– Нет. Мой больше похож на случай вашей потерявшейся ножки.

– Что ж, буду делать что могу, для себя и для нее. Вернусь к старому средству, нашему волшебному бальзаму. Хотя мерцающей смазки на мне и так уже чересчур много…

– Как и на мне, Краг-шестнадцать, в некотором смысле.

– Раньше я стыдился своей болезни, скрывал ее. Но после встречи с вами решил поговорить с приятелями. И у меня появилась надежда. Надо было мне раскрыть мой большой базу раньше.

– У сфайрикои нет базу.

– Это бородатая шутка, дох-док. Вот что я решил. Поскольку моя собственная смазка работает неудовлетворительно, я хочу попробовать специальный вид бальзама.

– Специальный вид? Очень интересно, Краг-шестнадцать. Знаете, мой собственный бальзам, кажется, совсем потерял эффективность.

– У меня есть подруга, дох-док. Или друг. Как правильно назвать? Она четверного типа относительно моего пятерного. Эта особа, хоть и неразборчива в связях, – мастер своего дела и специальный бальзам выделяет в изобилии.

– Боюсь, мне он не подойдет, Краг-шестнадцать. Но возможно, для вас это выход. Ведь бальзам специальный? Он растворяет все-все, даже возражения?

– Это самый особенный из всех бальзамов, дох-док. Он растворяет абсолютно все. Надеюсь, он проникнет к моей забытой ножке, где бы та ни скрывалась, и погрузит ее в добрый вечный сон. Ножка будет знать, что это она спит, и перестанет меня мучить.

– Если б я не… э-э… прекращал практику, Краг-шестнадцать, я бы раздобыл немного такого бальзама и поэкспериментировал. Как зовут эту четверную особу?

– Торчи-двенадцать.

– Да, я слышал о ней.

Все знали, что идет последняя неделя жизни дох-доктора, и каждый стремился сделать его отрадность еще отраднее. Утренние шутники превзошли самих себя, особенно арктосы. В конце концов доктор умирал от их болезни, которая для самих арктосов не смертельна. Шутники веселились в клинике напропалую, и у дох-доктора зародилось малодушное ощущение, что жизнь все-таки предпочтительнее смерти.

Он так и не достиг правильного душевного настроя, это было заметно с первого взгляда. Мирской священник Мигма П. Т. де Ш. пришел наставить его на путь истинный.

– Великая общность, куда вы держите путь, дох-доктор, – вещал священник, – это счастливое единство, и оно выше любого собственного «я».

– Да, знаю, но вы перебарщиваете. Меня учили всему этому с раннего детства. И я смирился.

– Смирились? Но вы должны быть в восторге! Собственное «я», безусловно, погибнет, но оно продолжит существовать как составная частичка эволюционирующего единства, точно так же, как дождевая капля живет в океане.

– Верно, Мигма. Но разве капля не может сохранять память о том времени, когда была облаком, или о том, как падала дождем, струилась ручьем? Разве капля не может сказать: «В этом океане чертовски много соли! Я в нем потерялась».

– Нет, не может. Потому что капля жаждет потеряться. Единственная цель существования – закончить существовать. В эволюционирующем единстве не может быть слишком много соли. Ничего не может быть слишком много. Все сливается в гармонии единства. Соль и сера становятся единым неразличающимся. Потроха и дух сплавляются воедино. Благословенно забвение в схлопывающейся общности.

– Мне все это до одного места, мирской священник. Я устал.

– До одного места? Не вполне понял это выражение, дох-доктор, но уверен, оно здесь очень кстати. Вы правы, дох-доктор, все в одном месте: животные, люди, скалы, трава, миры, осы. Все стирается с лица земли и попадает в огромное – могу я добавить этот эпитет? – огромное одно место!

– Боюсь, ваш эпитет здесь очень кстати.

– Это великая квинтэссенция, отрадная кончина индивидуальности и памяти, это единение живых и мертвых в великом аморфизме. Это…

– Это древний-предревний бальзам, который больше не мерцает, – печально закончил дох-доктор. – Как там говорится в старой пословице? «Если смазка стала липкой, вперед не двинешься – обязательно приклеишься».