Дни стужи

После События Москва испуганно съежилась: люди или уезжали из нее, или селились ближе к центру. Преодоление даже небольших расстояний превратилось в опасные путешествия. Окраинные кварталы уже десятилетиями стояли, бессмысленно глядя на проползающие годы провалами окон. За некоторыми из окон шла нечеловеческая жизнь, но большинство старых домов попросту умирало без ремонта, тепла и присутствия человека.

Постепенно жизнь крепла, москвичи привыкли к новому существованию, а когда ушли в другие миры последние старики, по-настоящему помнившие мир до События, город окончательно стряхнул морок прошлого и зажил новой жизнью.

В Москву снова потянулся люд из окрестных городков и сел, порой приходили целые обозы тех, кто снялся с места и рванул куда глаза глядят в поисках нормального мира. Разбирали пустые коробки многоэтажных домов, пристраивали к ним деревянные домишки, возникали ремесленные слободы и нехорошие места, куда даже днем полиция заходила только с оружием на изготовку, словом, город ожил.

Нужный домик агенты Хацкого нашли не сразу, хотя оба знали город хорошо. Но Москва, кажется, живет сразу во многих мирах и измерениях. Вроде ну не может быть в глубине этого дворика пристройки. Всю жизнь тут ходил – не было, а вот она, стоит себе, светит тускло окошком, вьется дымок из хитро, через кухонное окно, выведенной трубы.

Прятался этот не то флигель, не то избенка во дворах Мещанских улиц, неподалеку от Сухаревской площади. Найти его можно было, только если точно знать, что искать, но подходы к нему отлично просматривались из окна кухни, в котором сейчас виднелся неподвижный большеголовый силуэт.

– Может, это… того его, – Трегубов коротко чиркнул большим пальцем по кадыку.

Вахрушев задумчиво почесал голову, сдвинув набекрень шапку:

– Зависит от того, что мы там найдем. Давай сначала чинно-благородно представимся хозяину да осмотримся. Как говорится, будем правдивы и доброжелательны. А вот ежели что интересное найдем, тогда и того-этого.

– Твою налево, – Трегубов поскользнулся, с трудом удержал равновесие на обледенелом крыльце. Заколотил в дверь.

Прислушался, подождал, застучал снова. Наконец послышались шаркающие шаги.

– Кого там нелегкая несет? – голос оказался неожиданно сильным и глубоким.

– Полиция, – откашлявшись, официальным голосом представился Вахрушев.

Дверь скрипнула, из узенькой щелки упала полоска тусклого света.

– Что надо?

– По служебной необходимости, – сохраняя официальную невозмутимость, продолжил Вахрушев.

Трегубов не выдержал:

– Убийство расследуем. Барин у тебя тут комнату снимал? Худощавый такой, темноволосый. С барышней приходил. Соучастником пойти хочешь? – не выдержав, рявкнул Трегубов. Стоять на морозе надоело, хотелось в тепло и чтоб побольше жратвы и водки. Да. Сначала – водки.

За дверью ойкнули, завозились, снимая цепочки. Наконец щелкнул замок, и хозяин домика впустил агентов Хацкого в крохотный коридор.

Был хозяин стар, мал ростом, закутан в теплый клетчатый плед, но спину держал прямо. На гостей смотрел испуганно, но без подобострастия.

– Что случилось с Александром Родионовичем, господа? – упавшим голосом спросил он.

– Убили его, сказали же. – Отодвинув старика в сторону, Вахрушев затопал по коридору, затем обернулся: – Что стоишь? Показывай, в какой комнате он тут барышню свою пользовал.

Старик кивнул на дощатую дверь слева.

Комната оказалась чистенькой и очень опрятной. Чувствовалось, что здесь бывает женщина, которой хочется любое помещение, где она оказалась, превратить в дом, где хозяйка она, и только она.

Увидев узенькую, аккуратно застеленную кровать, Вахрушев хмыкнул, но промолчал.

– Все, дед, давай иди, – вытолкал хозяина Трегубов, – не мешай работать.

Искать агенты умели. Постояли, посмотрели, запоминая расположение вещей, присматриваясь ко всему, что казалось хоть немного странным, и осторожно двинулись по часовой стрелке. Первым шел, внимательно все осматривая, Вахрушев, за ним Трегубов.

Перерыли все.

Пусто.

Сдвинули немногочисленную мебель к стене и принялись простукивать пол. Стоя на коленях, Вахрушев вдруг замер.

– Глянь, это что там? – Он показывал на массивную тумбочку темного дерева, которую они придвинули к кровати. Боковины тумбочки неведомый мастер сделал в виде пузатых не то ваз, не то колонн. В одной из них глазастый агент заметил тоненькую трещину там, где это украшение крепилось к боковой стенке.

Трегубов достал короткий широкий нож, осторожно поддел деревяшку, нажал.

С тихим щелчком она отскочила, и Вахрушев с удовлетворением похлопал напарника по плечу:

– Вот они, родимые. От нас не уйдешь!

Туго скатанные в трубочку, обернутые в клеенку и перетянутые шнурком, в тайнике лежали бумаги. По молчаливому согласию решили сверток не вскрывать – меньше знаешь, крепче спишь. Если лейтенанта из-за этих бумаг завалили, то их просто не найдут. Хацкий сам же и поможет исчезнуть.

– Дед? – кивнул на дверь Трегубов.

Вахрушев недолго подумал и кивнул.

Сноровисто все расставили по местам, осмотрели – полный порядок, словно в комнату никто и не входил.

Выйдя в коридор, Трегубов позвал:

– Хозяин, ты где?