ДНК. Твои не родные

Голос глухой, низкий и у меня от него мурашки вдоль позвоночника. Таким настоящим показалось вот это «не уходи», наполненным грустью. И большим пальцем кожу мою гладит, а мне кажется он в ней кружево из пепла прожигает, потянул к себе, а я вся внутренне сжалась, сопротивляясь.

— Останься со мной. Притворись, — обхватил другой рукой мой затылок очень осторожно, лаская мою шею и щеку. И от удовольствия хочется глаза закатить… «Не останавливайся…Я так соскучилась по тебе…» И глаза его…они совсем иные сейчас. Нет в них того холодного чужого блеска они словно плавятся и меня плавят, вызывая саднящую боль в груди. Переплетаются с моими воспоминаниями, протыкают их новыми нитями безумия по этому человеку. Сердцу совершенно все равно, что я решила его ненавидеть, ему наплевать на то что память подкидывает мне картинки, где он вышвыривает меня из дома, ему вообще на все плевать, кроме собственного глухого быстрого стука и болезненной пульсации крови по венам. Оно хочет мимолетного счастья. Хотя бы капельку, немножко. Только сегодня и только сейчас.

— Притворись как когда-то, Нюта. Побудь со мной до утра.

Сбросила его руку с затылка. Очарование начало рассеиваться, как густая дымка.

— Я никогда не притворялась с тобой. Я любила тебя, Егор.

Снова схватил за затылок и резко наклонил к себе.

— Зачем тогда…зачем тогда с другим …зачем, Нюта? Что ты наделала?

Вцепилась в его руку, пытаясь снова сбросить, но он не отпускал, притянул к себе еще ближе, почти причиняя боль.

— Не было никого у меня! Не было…тебя я любила. Одного тебя. Как ты мог …как мог не верить мне? Как ты мог меня так жестоко терзать, Егор? Как ты мог сжигать меня живьем? — вырывалось хриплым рыданием, слезы задушили меня, меня уже нельзя было остановить. Словно вдруг что-то взорвалось внутри, словно меня как огромную реку вынесло из-за берегов. — Как ты посмел? Лучше бы застрелил, удушил, лучше бы ты…лучше бы убил меня тогда.

— Зачем ты…зачем так лгать? Это жестоко, Аня. Не делай этого. Не заставляй ненавидеть тебя еще сильнее.

— Разве я лгу? Посмотри мне в глаза…посмотри в них. Разве в них есть ложь? Когда-то ты знал по моим глазам говорю ли я правду. Мои глаза точно такие же.

— Не знаю…не знаю я! Оказывается…я мог ошибаться.

А он и сейчас в глаза смотрит, и рука дрожит, его сталь окончательно расплавилась и у меня в глазах рябит, словно я смотрю на него сквозь стекло. И я не знаю в чьих зрачках и радужках это стекло — у него или у меня.

- Да! Я лгу! Пусть я лгу! Тебе ведь удобней было считать лгуньей именно меня.

— Я видел…Видел тебя, Аня! Глазами своими вот этими видел!

— Что ты видел? Что ты мог видеть? Я с тобой была всегда. Шагу из дома твоего проклятого не сделала, все ждала, когда ты…когда ты исполнишь обещание и увезешь меня оттуда. Готова была вытерпеть ради тебя что угодно…Она ведь со свету меня сживала…мама твоя. А ты. ты замечать не хотел.

— Я видел, Аня…тебя с другим видел. Он живот твой гладил…Ты ездила к нему. Ты деньги ему возила. Я эти фото наизусть выучил. Я все знаю. …И я хотел убить тебя! Я мечтал, мать твою об этом. Ты словно мой палец сама на курок поставила и отравила мне душу! Это ты меня живьем сожгла!

Я попыталась отпрянуть, но он держал слишком крепко, впившись взглядом в мои глаза. А я… я поняла, что он видел…О Боже! Я все поняла вдруг и у меня все тело задрожало от напряжения, словно по нервам лезвием провели.

— С кем видел? …В деревне, да? Это Толик…Это мой брат, Егор. Толик мой брат. Я нашла его…сына своего отца. Помнишь я рассказывала, что не знаю кем был мой отец. Я нашла. Случайно нашла. У него…у него проблемы с наркотиками, и я боялась. Боялась рассказать. Боялась быть недостойной тебя с такой родней меня и так все ненавидели.

Впилась в его запястье, сжимая со всех сил.

— Боялась, что ты…что разочаруешься во мне. Что я окажусь такой, как говорила твоя мать. Он мой брат, Егор… а больше никогда никого не было.

Отстранился от меня, тяжело дышит и зрачки невероятно расширены. Подался вверх, прижался лбом к моему лбу. А я не пойму у меня в ушах стучит мое сердце в безудержном ритме или это его сердце?… И стены кажется на нас обоих падают как замедленной съемке.

— Почему? — выдохнул мне в лицо, — Почему ты не сказала? Почему, Нютааа? Почему ни разу не говорила? Зачем скрыла…

Слезы застилают мне глаза, почувствовала его губы на своих и вздрогнула всем телом, замерла, всхлипывая ему в рот, ощущая, как сжимает мое лицо пальцами. А он вдруг отстранился…

— А ДНК? С ним как?…Почему не я? Боже, Аня, я сейчас с ума сойду…я же убью тебя если ты опять лжешь!

Тряхнул изо всех сил и рывком к себе прижал.

— Не знаю…сделай еще одно. Лживое оно. Не настоящее. Подделали.

— Все три? — а сам слезы мои вытирает и прижимается лицом к моим волосам.

— Хоть десять, Егор. Хоть тысячи. Я знаю. Я тебе говорю — твоя Маша. Твояяяяя! Слышишь, подонок ты проклятый? Твоя онаааа!

И о со стономн накрыл мои губы своими, и я не поняла сама, как с отчаянным стоном поцеловала его в ответ, выдыхая рыдание ему в рот. В волосы вцепилась,