прижимая к себе, чувствуя вкус своих слез. Оттолкнула, а он снова к себе прижал.
И я с отчаянной пульсацией в груди чувствую, насколько жива сейчас. Именно в эту секунду. Хочется вырваться, сопротивляться, ударить его и в то же время никогда не разжимать рук. Смотрю на его лицо сквозь слезы и мне хочется орать так чтоб горло болело. Пусть этот день сгорит в моей слабости, пусть он потом разъест меня серной кислотой стыда и разочарования, но я не могу больше сопротивляться. Я … я так ужасно скучала по нему по моему мужчине…по единственному и до безумия любимому. Сегодня гордость пусть корчится в агонии и умирает где-то там в углу отброшенная моими дрожащими пальцами подальше.
А он меня опрокинул навзничь поперек постели, словно не было между нами ничего несколько минут назад. Словно он снова от голода весь трясется. …Вцепилась ему в плечи, пытаясь оттолкнуть… и Егор отпрянул, всматриваясь мне в лицо.
— Такое не прощают… — едва слышно сказала и снова почувствовала как слезы из глаз потекли.
— Не прости меня, когда я смогу тебе верить…не прощай меня завтра, Аня, и послезавтра. Я и сам не прощу.
И снова губами к моим прижался.
— Я так соскучился по тебе, девочка моя маленькая…соскучился до безумия.
Стягивает с меня остатки одежды, прижимая всем телом к постели. И мне кажется, что он прав…я не прощу его потом. Позже. Всегда был таким…ненасытным, сумасшедшим любовником. Таким что тело после него ломило и саднило от сладкой боли.
Я забыла каким он был со мной раньше. Успела забыть за эти годы, а он нагло мне напоминал. После утоления первой дикой потребности теперь жадно ласкал мое тело. И я вспоминала каждое наглое прикосновение. Нежное или намеренно властно-грубое. Жадный до безобразия, шепчущий пошлые слова на ухо. Настолько нежно-пошлые, что у меня только от звука его голоса дрожит все тело.
Его губы, язык и пальцы. Они везде, проникая, заставляя извиваться, стонать, выгибаться, широко распахнув ноги, впиваясь в его плечи, пока он вылизывает мою кожу, покрытую бисером мурашек, склоняется там внизу, обхватывает влажную плоть жадным ртом, посасывая чувствительный бугорок, доводя до исступления до хриплых громких стонов, а потом медленно входит в мое тело. Всматриваясь мне в глаза и снова впиваясь мне в губы, так же медленно толкаясь им у меня во рту и сплетая с моим языком.
Пока не закрыла глаза, лежа на нем сверху, дрожащая с кожей покрытой каплями пота и влажными волосами, прилипшими к спине, напитавшись, испачкавшись его телом и его запахом. А он гладит подушечками пальцев мою голую спину, повторяя косточки позвоночника и лопатки. И мне не хочется думать о своей ненависти…сейчас не хочется. Пусть я подумаю об этом завтра. Позже. Я обязательно соберусь и не подпущу его больше к себе.
Но все разрушилось само собой. Зазвонил его сотовый. Он долго игнорировал звонок, перебирая мои волосы, словно мы оба в тот момент понимали, что перемирие сейчас закончится и снова начнется война. Ведь никто и ничего пока не готов никому простить…Только я ни в чем не виновата и ему мне нечего прощать.
Сотовый не смолкал. И Егор, приподнявшись вместе со мной, потянулся к нему, он валялся на полу неподалеку от его штанов. Подхватил сотовый.
— Да, Лена. Я же сказал, что я буду очень занят.
Попытался удержать, когда я вскочила с постели. Мне словно отвесили оплеуху.
Вот он настоящий и сильный удар в солнечное сплетение. От него перед глазами стало темно. Напоминание кто я на самом деле — шлюха, которая сдалась едва к ней прикоснулись и раздвинула перед ним ноги. Озабоченная самка неспособная гордо сдержать свою унизительную страсть…слабая идиотка. Уже давно потерявшая на него все права.
— Не понял…Что?
Голос Егора показался мне странным, он словно сорвался за одно мгновение. Я медленно повернулась к нему и увидела, как смертельно побледнело его лицо, как застыл взгляд.
— Повтори… я не слышу тебя. Это не правда…Ей лучше стало. Лучше.
И продолжает смотреть в никуда.
— Ты ошибаешься…Ошибаешься. Они…они ошиблись номером.
Уронил сотовый и я услышала доносящийся издалека голос Лены.
— Мама умерла, Егор. Твоя мама умерла. Из больницы только что звонили. Что мне делать? Надо туда ехать, слышишь? Ты где? Ты протрезвел? Я могу приехать к тебе…Слышишь, милый? Я могу приехать. Держись…я с тобой.
Да….она с ним. Она имеет на это полное право. Я сделала несколько шагов назад.
— Аня, — поднял на меня дикий, обезумевший от горя взгляд, — мама умерла…
А я выбежала из его комнаты, и сама не поняла, как очутилась в своей и закрыла ее на ключ. Задыхаясь, захлебываясь каждым вздохом. Где он был…где был когда моя мама умерла? Когда я подыхала от боли и отчаяния, где он был…мне даже сказать было не кому, что моя мама…некому!
«Ты где? Ты протрезвел? Я могу приехать к тебе…Слышишь, милый? Я могу приехать. Держись…я с тобой».
Да. Она поддержит…она даже знает, что он был нетрезв. Они до меня были вместе… и она найдет слова, чтобы поддержать его. К шлюхам за утешением не ходят. Да и я утешать не умею. Не для того я здесь. Он тело мое хотел… а душу я не отдам.
Глава 18