До Библии. Общая предыстория греческой и еврейской культуры

Часть 4 начинается с объявления о месте действия:

Поле — это поле богов.
Поле Ашеры (Ашерат) и Девы.

Райские поля Угарита таким образом определяются как поле Ашеры (Ашерат, Астарты — супруги Илу (Эля) и Девы (очевидно, Анат). Там «юноши» семь раз делают что-то на огне. Что именно они делают, является предметом значительного количества научных работ. Текст гласит:

Они го[товят козле]нка в молоке,
Молодого козла в масле.

«Молоко» и «масло» являются точными названиями и прекрасно соответствуют друг другу. Часть текста, находящаяся в квадратных скобках, утрачена и была восстановлена. От слова «готовить» осталась только половина, большая часть слова «козленка» утрачена. Более того, «молодой козел» — это hapax legomenon (термин, который встречается только раз на протяжении всей истории. — Пер.), с предполагаемым переводом, который не может быть использован для поддержки и оправдания восстановления слова «козленок». Восстановленная фраза используется для установления ханаанского обычая варки козленка в молоке его матери, против которого направлен библейский запрет «Да не сваришь ты козленка в молоке его матери». Этот запрет дал начало иудейской заповеди, что мясо и молоко нельзя есть вместе. Поскольку разделение мяса и молока является краеугольным камнем иудейской ритуальной диеты, данный предмет представляет собой большой интерес. Вышеприведенное толкование угаритского отрывка возможно, но оно столь полно гипотетических допущений, что мы поступим правильно, если двинемся дальше без того, чтобы усугублять путаницу.

Последняя строка части 4 соответствует тому, что мы только что процитировали, но «огонь», в первый раз написанное как ’iššatu (семитское), теперь соответствует индоевропейскому agni, родственному латинскому ignis. Угаритская форма, начинающаяся с а-, однако, ближе к санскритскому Агни (известному жителям Запада как индийский бог огня). Индоевропейская форма является конкретным напоминанием о том, что еще до времени Амарны ханаанский язык уже испытывал индоевропейское влияние. Этому существуют многочисленные подтверждения в словарном запасе, именах, литературе и учреждениях, так же как и в мифологии.

В части 5 мы читаем, что «девушка» Рахмаи (Анат) идет и насмехается (схватывается с) божественным героем. Факт вступления Анат в единоборство соответствует ее воинственному характеру убийцы драконов, дичи и мужчин.

Часть 6 представляет нам в качестве места действия Жилище Богов и описывает еще один семикратно повторяющийся ритуал.

Часть 7 является выражением почтения по отношению к божественным именам неких божеств, названных «Сыновья Шаррумы», которые, очевидно, должны быть призваны, чтобы обеспечить успех главной части (10), по отношению к которой выстроены первые девять частей.

Часть 8 — это призыв к «Добрым и Милосердным Богам», которые будут рождены и вскормлены от груди Ашерат (Астарты). Присутствуют сановники, приносящие щедрые жертвования на праздник.

Часть 9 возвращает действие назад, на Райские Поля:

Поле богов.
Поле Ашерат и Рахмаи.

И все готово для главной сцены.

Часть 10 начинается на морском берегу, где на огне должны быть созданы две женщины Илу (Эль) — это бог в возрасте, и вопрос в том, останется ли он бессильным, так что женщины будут действовать в качестве его дочерей и останутся бездетными; или же он сможет доказать свое мужское начало, так что женщины послужат в качестве его жен и принесут отпрысков. Миф и драма, где это все разыгрывается, полны напряженного ожидания, потому что половое бессилие Илу означает наступление голодных лет, в то время как доказательство им своей мужественности провозгласит наступление цикла изобильных лет.

Илу (Эль) создает двух женщин и помещает их в свой дом. Его посох (символизирующий его пенис) опущен, но он стреляет вверх, поражает птицу, которую он ощипывает, потрошит и жарит на огне. Его мастерство лучника вселяет надежду на его мужскую состоятельность. Тогда он пытается совершить половой акт с двумя женщинами, после чего текст приводит нас к кризисному моменту ожидания развязки:

Если женщины плачут: «О, муж, муж!
Твой стержень опущен,
Посох твоей руки упал».
Пока птица жарится на огне,
Да, жарится на угольях,
Тогда женщины — жены Илу,
Жены Илу, его навечно.
Но если женщины плачут: «О отец, отец!
Твой стержень опущен,
Посох твоей руки упал».
Пока птица жарится на огне,
Да, жарится на угольях,
Тогда девушки — дочери Илу,
Дочери Илу, его навечно.