До Библии. Общая предыстория греческой и еврейской культуры

Сюжет Одиссеи имеет в литературе древнего Ближнего Востока более подробных предшественников, чем сюжет Илиады. В том, что относится к эпизодическим странствованиям героя, которые завершаются его возвращением домой, отмечается сходство еще с эпосом о Гильгамеше. Оба текста начинаются с описания героя, который путешествует повсюду, набираясь огромного опыта. Сходство не ограничивается такими общими местами. Например, как Гильгамеш отвергает предложение брака со стороны богини Иштар, так и Одиссей отклоняет предложение брака со стороны богини Калипсо. И все же было бы ошибочным считать сюжет Одиссеи слишком тесно связанным с таковым эпоса о Гильгамеше. Одиссея часто упоминает Египет, поэтому нам не стоит удивляться при находке рудиментов сюжета Одиссеи в египетской литературе. В литературе Египта Среднего царства две композиции проливают свет на Одиссею. Одна из них — роман о Синухе, в котором рассказывается о придворном, странствовавшем по Палестине и Сирии как изгнанник, но который, в конце концов, после многих приключений смог возвратиться домой. Другая — это история моряка, потерпевшего кораблекрушение, который после того, как был вынесен на берег волшебного острова, вернулся в Египет, груженный подарками. Эпизод о стране феаков в Одиссее безошибочно возвращает нас к острову моряка, потерпевшего кораблекрушение. Обратим также внимание, что Сказка потерпевшего кораблекрушение, как и Одиссея, имеет морской фон (в отличие от Синухе). В поздней египетской литературе (в период расцвета микенской цивилизации) сцена действия переносится в Средиземноморье — Злоключения Унуамона (были написаны в X в. до н. э. и описывают события XI в. до н. э., а микенская цивилизация пала под ударами дорийцев в последней трети XII в. до н. э. — Ред.). Унуамон отправляется с официальной миссией, в ходе которой он проходит через ряд рискованных предприятий в различных прибрежных местах и на островах перед тем, как благополучно вернуться домой. Этот тип историй, естественно, был популярен среди различных людей, которые пускались в морские предприятия по Средиземному морю. Заметим, что во всех этих историях (о. Гильгамеше, а также в египетских сказках) появляется тема nóstos (возвращения домой).

По всему Леванту истории, написанные и устные, расходились через различные категории мобильных социальных слоев населения. В те времена, как всегда, хорошими переносчиками рассказов были моряки. Занятые торговлей (в том числе между разными странами) купцы в те времена так же были склонны развлекать друг друга (и своих клиентов) историями, как это делают коммивояжеры и сегодня. Военные истории циркулировали преимущественно через наемников; а эгейские воины часто служили наемниками. Мы должны в большой мере отнести передачу письменных литературных произведений на счет таких школ писцов, как в Эль-Амарне, где египетские юноши обучались аккадскому языку, копируя и изучая литературные тексты вавилонян. Как мы уже заметили, фрагменты эпоса о Гильгамеше были найдены в Палестине и Анатолии; и совсем не исключено, что его фрагменты когда-нибудь будут обнаружены на Крите в окрестностях Агии-Триады или в крайнем случае где-нибудь на равнине Месара. Литература распространялась в устной форме и еще одним мобильным слоем общества — гильдией менестрелей.

Менестреля всегда были рады видеть, где бы он ни появился. Ни один праздничный стол не обходился без его песни. Считалось, что бродячие певцы, по-настоящему вдохновленные музой или Аполлоном, способны пересказать реальные события, как если бы они сами были там или слышали эту историю. Так, например, в Одиссее, 8: 487–520 по просьбе Одиссея Демодок поет о Троянском коне и разграблении Трои так подробно, будто он сам присутствовал там. То есть певец Демодок, «преисполненный богам» (Одиссея, 8: 499), а далее Фемий — «певец богоравный» (Одиссея, 16: 252). Создатель Илиады призывает муз, живущих в сенях Олимпа, поведать ему, кем были данайцы и их владыки, потому что мы, смертные, слышим лишь «молву» и «ничего не знаем» (Илиада, 2: 484–6). Эпическая поэзия — плод божественного вдохновения (Илиада, 1: 1), и как таковая она столь же правдива, как и оракулы, и по то же причине. Не случайно предсказания (вроде дельфийских) формулировались в том же гекзаметре, что и эпос. И то и это рассматривалось как слово бога, а посему заслуживало одинакового способа выражения[37]. Гильдия певцов по причине божественного вдохновения ее членов пользовалась почетом и уважением повсюду (Одиссея, 8: 477–481). Их профессия требовала от них не только повторения древнего репертуара, но и добавления новых песен, потому что клиентура очень любила самые последние песни (Одиссея, 1: 351–2)[38].