До самой смерти

Когда электронные письма и сообщения от Стеллы меняют тон с саркастического на гневный, а затем близкий к истерике, я скрепя сердце слушаю маминого совета и иду к доктору за справкой. Даже в помутненном состоянии рассудка понимая, что в профессиональном плане это самоубийство. Обо мне уже сплетничают после внезапного бегства со съемок «Воссоединения старых друзей».

– Бедная! – неубедительно сочувствует Стелла по телефону.

Наша передача исследует душевные травмы героев, а ее продюсер плевать хотела на мои страдания – забавный парадокс, правда? Хорошая новость – деньги выплатят. По контракту – три месяца больничного с сохранением заработной платы, а потом перевод во внештатные сотрудники.

– Не беспокойся о работе, дорогая! Главное – выздороветь! – утешает мама.

Я, словно ребенок, живу по маминому расписанию. Она напоминает, когда поесть и помыться, мы вместе ведем хозяйство, слушаем радиоспектакли. Под маминым руководством я осваиваю новые блюда, чему активно сопротивлялась в период подросткового бунтарства, даже почечное сало почти удается.

Однажды мальчишки, придя на кухню, корчат недовольные мины.

– Пельмени? – с подозрением спрашивают они.

– Не закатывайте глаза, а то так и останутся! – говорим мы с мамой почти хором. Она ловит мой взгляд и улыбается.

– Хотя бы попробуй! – жалобно говорю я и нарочно надуваю губы, чтобы насмешить Сэма, который гоняет по тарелке пельмень.

Сэм зажимает нос и кладет в рот маленький кусочек. Молчит. Значит, вкусно, однако признаваться не желает. Когда он был помладше, иногда таскал куски с чужих тарелок, чтобы не показать, что ему понравилась еда, которую я заставила его попробовать. Из гордости. Маленький бунтарь. Мой Сэм. Я улыбаюсь маме в ответ – мне приятно воспоминание и непривычное ощущение на лице.

Жизнь течет восхитительно-размеренно. По средам мы печем яблочный пирог. В четверг у нас жаркое – мальчишки его теперь ценят, особенно по сравнению с пельменями. По пятницам – рыба. Именно в таком порядке. Дом наполняется ароматами детства.

Мама ничего не требует. Не задает вопросов. Не давит. Только на третью неделю ее пребывания, когда я уже причесываюсь и даже немного крашусь, она начинает аккуратно прощупывать почву.

– Странно, почему Салли не звонит? – спрашивает она, наливая чай из большого бело-голубого чайника, который извлекла из дальнего ящика – маме не нравится, когда пакетики заваривают прямо в кружке.

Я молчу, затем сажусь напротив.

– Я ее обидела, мама. Боюсь, сильно.

– Понятно.

Мама пододвигает мне чашку и ждет. Так же было и в детстве. Когда я возвращалась из школы злая или расстроенная, мама тоже ждала. Не настаивала, не выспрашивала, не допытывалась. Делала чай, открывала коробочку печенья и ждала.

Я молча пью, думаю о букете, который отправила Салли в качестве извинения после неудачного барбекю. Потом о звонке, когда Салли натянутым голосом уверила меня, что не обижается, хотя было очевидно обратное.

Вспоминаю, как тайком подъехала к домам Салли, чтобы посмотреть, как продвигаются ремонтные работы – я боялась и в то же время надеялась, что наткнусь на них с Мэтью. Поразительно, как быстро идет преображение. Соломенные крыши уже готовы, и каждый дом украшает фигурка: на одном фазан, на другом белка, на третьем сова, а на четвертом – не до конца доделанный кролик.

– Мы решили разыскать Кэрол. По поводу закрытия школы. Я слегка перегнула палку.

Мама пьет чай, я размышляю – что еще безопасно ей рассказать.

– Мы наняли частного детектива.

– Боже правый! Это еще зачем?

Адам примерно так же отреагировал. Я не могу рассказать, зачем.

– Это крайняя мера, я понимаю. Но мы хотели как лучше, мама! Еще мы нашли Дебору, маму Кэрол!

Я рассказываю безопасную часть истории. Про поход в бинго-клуб. Про то, как у Деборы разладились отношения с Кэрол. Про ее одиночество и проблемы с алкоголем. Про то, как я по-детски приревновала Салли к Мэтью. Про нашу ссору на барбекю.

Мама долго молчит. Потом вздыхает и подливает чай с видом человека, который на что-то решился.

– Помнишь, ты устраивала больницу для кукол, когда была маленькая? – спрашивает она, помешивая сахар.

Я хмурюсь, не понимая, куда она клонит.

– Ты брала у друзей сломанные игрушки и чинила. Вот что – мы пригласим Дебору погостить! Мне она всегда нравилась.

– Нет-нет! Она ни за что не приедет! Я и так достаточно ее расстроила!

Взгляд у мамы твердый. Она уже все решила.

– Ты же говоришь, она одинока. С Кэрол не общается. И потом, не захочет – откажется. Я тебя знаю. Ты будешь себя корить, пока что-нибудь не предпримешь, чтобы исправить ошибку.

У меня колотится сердце и дрожат губы. Я стараюсь не думать о том дне в далеком-далеком прошлом, когда я ей чуть не позвонила. Моей милой мамочке.

Вот бы не мучиться воспоминаниями, а сесть в машину времени, вернуться и все исправить. Поступить правильно. Позвонить. Мама, ты нужна мне! Приезжай домой скорее!

Мама недооценивает серьезность проблемы, но это не ее вина.

– Нет, мама. Уже ничего не исправить, поверь. Лучше ничего не делать. Правда.

Глава 29