Читаем До сих пор полностью

Однажды поздним пятничным вечером, когда меня везли домой со съемок в Лос-Анджелесе, я собственными глазами увидел их работу. Мы уже почти собрались повернуть, когда я выглянул в окно машины и заметил двух мужчин и полицейского напротив. Все трое были в полусогнутом положении, рука полицейского рядом с пистолетом. Коп и два негодяя, прямо кадр из кино! В таком виде эта картина и застыла в моей памяти. Машина свернула за угол, унося меня прочь, так и не дав узнать, чем и как это кончилось. Но та сцена очень точно изобразила для меня работу полицейских.

И только однажды мне довелось соприкоснуться с реальностью их работы. Я был одет в униформу — конечно, для меня это был костюм — и переходил улицу, когда в джип, остановившийся на светофоре, кто-то въехал сзади. Джип не получил никаких повреждений, зато у машины, что врезалась в него, был раздавлен капот. Оба водителя выскочили из машин. Я прекрасно понимал, что сейчас произойдет — в лучшем случае, знаменитая калифорнийская пробка. Я не знаю, что меня дёрнуло, но решил вмешаться. Я…

… стартрековские носовые платки, полотенца, адресные книжки, камеры, коврики для ног, наборы для пикника, включая бумажные тарелки и чашки, телефонные карточки, переносные электронные игры, стерео-наушники, лазерные диски, очки, школьные принадлежности, бортовые журналы, сертификаты, медальоны…

… видел, что у джипа не было повреждений, поэтому с напором сказал водителю: «Тебе не причинили вред, так что лезь обратно в машину и кати. Живей». И он послушался. Я уверен, что он не узнал меня. Я повернулся к другому водителю: «Это твоя вина. И у тебя тут кое-какие повреждения. Давай-ка, отведи свою машину в сторону, а то ты никому не даешь проехать». Он тоже влез обратно в машину и сделал, как я сказал. И в это самое мгновение я оценил силу формы. Это был необыкновенный и познавательный опыт.

Полицейские любили меня. А еще меня всегда поражало, как часто люди приписывают актеру те же самые философские взгляды, которые имеет персонаж, которого он играет; и Хукер не стал исключением. Многие считали, что я и в личной жизни такой же консерватор, как и мой герой. Я всегда старался держать свои философские и политические взгляды при себе, частично потому, что, являясь канадским гражданином, я ощущал себя в Америке гостем и, будучи вежливым, не чувствовал за собой право здесь громко кричать о своих убеждениях. Но я не говорю на эсперанто, я никогда не завоевывал Месопотамию, никогда не пользовался транспортатором и я не Томас Джефферсон Хукер. Однако это не мешало полицейским думать, что я похож на них, что в итоге привело к одной необычной ситуации.

Несколько офицеров однажды зашли к нам на съемки и спросили, не слышал ли я когда-нибудь о Бо Гритце. Нет. Бо Гритц, как выяснилось, был весьма известным вьетнамским ветераном, который считал, что северные вьетнамцы держат в плену американских военных, пропавших без вести, и посвятил свою жизнь их поиску и спасению. Он там был и смог вернуться. Я немного почитал про него и понял, что там есть удивительная история. «Я бы очень хотел с ним встретиться», — сказал я полицейским.

Примерно неделю спустя я встретился с Бо Гритцем. Величайшим американским героем Вьетнамской войны. Он сказал мне: «Единственный путь, который помог мне выжить, это выбор тропы смерти. Все остальные хотели жить. И те, кто хотели жить, совершили такое, что в итоге погубило их. А я сказал себе: мне всё равно, выживу я или умру. Если мне тут суждено умереть, значит, здесь я и умру. Таково мое решение. Я боец».

Ого! Он рассказал мне подробно о создании поисковой группы «отряд Дельта», плавании через реку Меконг и о том, как он незамеченным пробрался во Вьетнам.

Ого! На фотографиях разведки были видны длинные и короткие тени как раз в том месте, где предположительно находился лагерь военнопленных. Короткие тени, должно быть, принадлежали азиатам, а длинные — возможно, американским пленникам. Гритц быстро и с бесстрашием пересек джунгли и добрался до места. Но когда он, наконец, попал туда, там никого не было. Поэтому он вернулся той же тропой и снова переплыл реку. «Мы знаем, что пленники там, Билл», — сказал он, добавив, что эта история у него даже записана.

Ого! Какая невероятная история, подумал я. И как выяснилось, она и была невероятная. Просто тогда я этого не знал. И сказал ему: «Бо, я хочу рассказать твою историю. Она очень актуальна».

Он согласился и ответил, что будет рад, если я расскажу эту историю, при условии, что заплачу за нее. В «Парамаунт» у меня был фонд, выделенный мне на собственное усмотрение. Фонд позволял мне покупать права на сюжеты, которые, как я полагал, могли бы превратиться в хорошие фильмы. И это был один из них. Тут и приключения, и боевые действия, и самая благородная цель, которую только можно вообразить — спасение американских военнопленных. В итоге мы сошлись на десяти тысячах долларов. Я дал ему чек и попросил рукопись. «Я дам тебе рукопись на следующей неделе», — пообещал он.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное