Читаем До сих пор полностью

Когда включили свет, в зале стояла полная тишина. Тишина стояла, и когда мы выходили из помещения. Тем вечером мы осознали всю важность снимаемого нами фильма. Большинство членов актерского состава и несколько человек из съемочной группы были евреями, так что эта картина имела даже большее воздействие на нас. Каждый день я шел на работу с чувством, что делаю что-то важное. Стэнли Крамер продолжал утверждать, что мы пишем историю и что события, о которых мы рассказываем, не должны быть забыты. И Эбби Манн держался с большой важностью, всем видом показывая, что всё, что он делает, очень важно, — он идет в туалет, и это важно. Хотя, возможно, и не исторически.

В фильме приняли участие Спенсер Трейси, Марлен Дитрих, Берт Ланкастер, Ричард Уидмарк, Максимилиан Шелл и Монтгомери Клифт — большинство из них работало в картине всего один день. Во многих фильмах я снимался с актерами, с которыми так и не встретился. У нас не было общих сцен; возможно, наше съемочное расписание не совпадало, да мы могли и на разных площадках работать. Такое постоянно происходит. Но я никогда раньше не видел, чтобы крупнейшие кинозвезды начали появляться в камео — чаще всего в одной сцене или даже роли без слов — в многобюджетных фильмах. Студии нанимали звезду на маленькую роль — роль, которую можно было снять за один-два дня, — платили существенно меньше их обычного гонорара, и в то же время во всех рекламах использовали это звездное имя. «Нюрнбергский процесс» — прекрасный тому пример. Большинство звезд снялись всего в одной или двух сценах; в основном в роли свидетелей в суде. Моя роль главным образом состояла в том, чтобы сидеть за длинным столом и смотреть весь этот парад легендарных звезд, чье сияние уже угасало — но их свет всё ещё был ярок, — использовавших весь свой опыт, всё свое мастерство для создания незабываемого представления. У меня было несколько сцен с некоторыми из них. В начале картины я провожал Спенсера Трейси в его большой кабинет и говорил ему: «Надеюсь, вам будет удобно в этой комнате, сэр».

На что он отвечал: «Капитан, не сомневаюсь, что всему штату Мэн было бы удобно в этой комнате!»

Работать с таким великим актером, как Спенсер Трейси — актером, которым я восхищался, когда рос в Монреале, было невероятно волнительно. Я обожал Спенсера Трейси. Однако сниматься со мной было, очевидно, не так волнительно для него. После того как Спенсер Трейси безукоризненно исполнил свой вдохновенный десятиминутный монолог, я спросил его, со всем нахальством молодости и самоуверенностью театрального актера: «Неужели вы всё это выучили наизусть?»

Я не знал, что Спенсер Трейси начинал свою карьеру в театре. Он всего лишь взглянул на меня, всего лишь взглянул, и больше со мной не разговаривал. Он точно подумал: кто, черт побери, этот молодой тупица, что решил, будто я пришел на площадку неподготовленным или что я не могу запомнить свой текст?

Берт Ланкастер играл обладающего чувством собственного достоинства бывшего нацистского судью, принявшего всю ответственность за свои действия, выдав в полном объеме такого «сквозь зубы» Берта Ланкастера. Его сцену сняли за один день. Но когда мы пришли на следующее утро, нам сказали, что мистер Ланкастер не удовлетворен своей работой и хочет переснять сцену. Он считал, что может сыграть лучше. И затем выдал точно такого же «сквозь зубы» Берта Ланкастера, что и накануне. Так-то лучше, сказал он и счастливый ушел домой.

Я помню силу Ричарда Уидмарка, и хрупкость Джуди Гарланд, и Монтгомери Клифта. Монтгомери Клифт играл умственно неполноценного немецкого гражданина, которого насильственно стерилизовали. Он волновался и запинался и постоянно ёрзал в кресле свидетеля. Я думал, что он гениально играет, не зная тогда, что он имел зависимость от болеутоляющих средств и стал алкоголиком после полученных травм в ужасной автомобильной катастрофе за пять лет до того. То, что я принимал за блестящую игру, было настоящей болью. Конечно, я тогда я ничего из этого не знал.

Несколько документальных съемок концлагерей, из тех, что нам показали при частном просмотре, были включены и в сам фильм.

К тому времени американцы уже знали о концлагерях, но ничто не могло подготовить их к возможности увидеть эти зверства. Дистрибьюторы не хотели прикасаться к «Захватчику» из-за его скандальной темы, а «Нюрнбергский процесс» был назван одним из важнейших фильмов Голливуда. Его осыпали наградами. Он выиграл два «Оскара» и еще на девять был номинирован — включая «Лучший фильм», который получила «Вест-Сайдская история». Максимилиан Шелл получил приз за главную мужскую роль; Джуди Гарланд, Спенсер Трейси и Монтгомери Клифт были номинированы, а я… а я… этот фильм не сделал меня звездой. Он дал мне оплачиваемую работу, а когда она закончилась, я начал искать новую.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное