До сих пор

В том, чтобы не быть звездой, есть одно преимущество. Каждого молодого актера предупреждают об опасности быть задействованным в однотипных ролях. Реалии нашей профессии таковы, что если однажды в тебе разглядели определенный типаж или характерную особенность, то очень трудно играть другие роли. Берт Ланкастер играл Берта Ланкастера. Джон Уэйн — Джона Уэйна. Это очень полезная информация, хотя и имеет мало отношения к реальной жизни большинства актеров, которая, по сути, является их работой. Мне очень повезло в начале карьеры. Я мог легко перемещаться между сценой, телевидением и кино. Я мог играть в комедиях и драмах, быть в главной роли или второстепенной, и мне предлагали играть самых разнообразных персонажей. Одной из причин, почему меня стали узнавать, было то, что люди сочли необычной мою. Манеру. Говорить. Очевидно, я стал известен благодаря. Паузам между словами в. Неожиданных местах. Говорят, что это привлекает внимание к. Словам, которые я говорю. Обеспечивает другое логическое ударение в тексте. Понятия не имею, откуда. Это взялось. Возможно, это явилось следствием того, что я так часто играл разных героев в пьесах, телешоу и фильмах, что временами прерывался, вспоминая следующую реплику. Но возможно, это всего лишь предположение, потому что на самом деле я этого даже не слышу. Я могу над этим пошутить. Я понимаю, что люди слышат, что я говорю. Таким образом. Они даже термин для этого придумали — шатнерианский. Как там? Ах да — этот персонаж говорил с истинным шатнерианским красноречием.

Конечно, я не делаю этого преднамеренно, и в реальной жизни я так не разговариваю. Я видел нескольких пародистов, изображающих Уильяма Шатнера, которые говорили в этой. Отрывистой. Акцентированной манере. Ну ладно, если люди считают такую пародию похожей на меня, значит, это я. Когда пародисты изображали Джимми Стюарта, Эдварда Дж. Робинсона, Джимми Кэгни или Кэри Гранта, я всегда узнавал, кого они изображали. Но мне всегда было интересно: допустим, Джимми Кэгни и Джеймс Стюарт дома обедают — что, Кэгни прямо так и говорил: «Передай соль, ты, грязная крыса»? А Стюарт так и отвечал: «Эм… а… а… а… я… я… вот… вот она»? Так что когда я смотрю, как они изображают меня говорящим таким. Образом. Публика смеется. Значит, я так и. Говорю. Но сам за собой я этого не замечаю.

А вот вещь, которая действительно часто случается с актерами — часто черты характера персонажа, которого играет актер, просачиваются в его реальную жизнь. И тут уже не просто манера говорить. Ты не можешь каждый день ходить на работу и играть чудовище, а потом вечером идти домой и наслаждаться приятным ужином. Погружение в работу слишком глубокое. Ты залезаешь в тело персонажа, и переход туда и обратно — между жизнью персонажа и твоей реальной жизнью — порой очень сложен. Например, когда мы снимали «Стар Трек», Леонард Нимой оставался верен Споку целый день. Он не мог так просто войти и выйти из образа этого молчаливого, заумного, безэмоционального героя, и в результате всегда держался на расстоянии ото всех нас. Иногда, когда работа над ролью уже закончена, очень трудно смыть с себя своего персонажа и перейти к совершенно другой жизни. В ранние дни телевидения это было легче, потому что вся работа длилась не дольше недели. Тогда не было времени так глубоко погрузиться в характер. Но теперь я проводил месяцы, пытаясь понять и показать самого худшего из расистов, а затем помощника обвинителя людей, обеспечивших юридическое прикрытие самых невообразимых злодеяний.

Пришло время комедии.

Замечательная актриса Джули Харрис собралась играть главную роль в бродвейской постановке «Выстрел в темноте» — английской версии фарс-комедии L’Idiot, и решила, что хотела бы видеть меня в соисполнителях главной роли. Не знаю почему, я никогда с ней не встречался, но очевидно, она увидела меня по телевизору — и ей был нужен я. Помню, как агент говорил мне по телефону: «Поверь, Билл. Эта пьеса сделает тебя звездой».

Больше всего я люблю находиться на сцене. Порой я эмоционально сливался с аудиторией, и в эти редкие моменты я буквально чувствовал, что между нами есть связь. И что они ее тоже чувствуют. В общем, это была еще одна возможность сыграть в комедии и поработать с легендарным режиссером Гарольдом Клурманом. Клурман был членом-учредителем Group Theatre (театр, организованный в 1931 году и ставящий пьесы в основном Клиффорда Одетса и Ирвина Шоу), он принимал участие в оригинальной бродвейской постановке «В ожидании Лефти», и за исключением того факта, что он совершенно не хотел видеть меня в своей пьесе и делал всё возможное, чтобы отравить мне жизнь — уж не говоря о постоянном пинании меня, — мы ладили с ним очень… плохо.

Он, казалось, извлекал своего рода извращенную радость из оскорблений в мой адрес: «Ну и что ты делаешь? Ты чего, пытаешься тут всех очаровать? Нет, нет, нет, совсем не так надо это играть. И вообще, как давно ты стал актером?»