Читаем До сих пор полностью

Какое-то время я, возможно, был самым занятым актером на телевидении. Например, во «Вне закона» (The Outlaws) я играл человека, скрывающегося от преследования за убийство, которого я не совершал. В «Театре Роберта Херриджа» (Robert Herridge Theatre) я был метким стрелком, нанятым убить честнейшего шерифа в одном ковбойском городке. Я снялся в нескольких сериях «Триллера» (Thriller); в одной из серий я становлюсь одержимым отражением женщины в зеркале старинного дома и в итоге случайно убиваю свою жену. В другой — я отчаянно пытаюсь убить свою богатую тётушку и ее мужа, чтобы получить их наследство. В сериале «Альфред Хитчкок представляет» я сталкиваю свою жену вместо тёщи с обрыва. В «Защитниках» из «Студии Один» я нечаянно убиваю человека в уличной потасовке. В сериале «Арест и процесс» (Arrest and Trial) я — амбициозный телепродюсер, планирующий убийство ради карьерного роста. В «Вирджинце» (The Virginian) я — золотодобытчик, ведомый жадностью к убийству конкурентов. А в «Беглеце» (The Fugitive) я — убийца-психопат.

Ну а если я не убийца, то я — спаситель. В «Алкоа-театре» (Alcoa Theatre) я был доктором с серьезными эмоциональными проблемами, в «Медсёстрах» (The Nurses) — доктором, имеющим дело с эвтаназией. В сериале «Бен Кэйси» (Ben Casey) я — неординарный детский врач, а в «Докторе Килдэре» (Dr. Kildare) я, в итоге, пациент.

Когда я никого не убивал и не спасал, то ловил или защищал — в «Защитниках» (The Defenders) и «Правосудии Бёрка» (Burke’s Law), в «Шахе и мате» (Checkmate) и «Для людей» (For the People). Я безостановочно работал; если сегодня вторник — то значит сегодня «Обнажённый город» (Naked City). И к каждой из этих ролей я относился с равным вниманием и ответственностью; я никогда не делю работу на важную и не важную — это моя трудовая этика. И каждое шоу приводило к чему-то еще.

И реальность такова, что, когда берешься за всё наугад, что-то из этого может оказаться тем, что назовут «искусство». Вне всякого сомнения, самое незабываемое шоу, в котором я успел поработать в то время — «Сумеречная зона» (Twilight Zone) и её эпизод «Кошмар на высоте 20 тысяч футов» (Nightmare at 20,000 Feet). Говоря «незабываемое», я имею в виду сейчас — в истории телевидения; но, возможно, я уже и не помнил о нём спустя месяц или после работы в трёх-четырех других шоу. Это история о… Погодите-ка, пусть сам создатель «Сумеречной зоны» Род Серлинг опишет ее: «Типичный портрет испуганного человека. Мистер Роберт Уилсон, 37-ми лет, женат, имеет детей, торговец в отпуске по болезни. Он только что выписался из лечебницы, где провел последние полгода, восстанавливаясь после нервного срыва… Сегодня он путешествует к месту назначения, которое, вопреки планам мистера Уилсона, находится в самом тёмном углу Сумеречной зоны».

В общих словах: я лечу домой со своей женой, смотрю в иллюминатор на неистовствующую бурю и вижу, как какое-то мохнатое существо на крыле самолета отдирает кусок металла. Но когда в иллюминатор выглядывает кто-то еще, существо скрывается. Я знаю, что это существо не вымысел моего воображения; я знаю это, вы слышите меня, я знаю это! «Гремлины! — кричу я. — Гремлины! Мне не привиделось. Он был вон там. Не смотрите — сейчас его там нет. Он прячется всякий раз, когда кто-то может его увидеть. Кроме меня».

Если я буду продолжать кричать, что там, на крыле самолета, на высоте 20 тысяч футов, резвится существо, моя жена решит, что у меня еще один нервный срыв, и отошлет меня обратно в сумасшедший дом, а если я не закричу, самолет будет поврежден и все на борту умрут. В итоге я выхватываю револьвер у спящего полицейского и стреляю в существо. Полёт заканчивается, и меня выносят из самолета в смирительной рубашке — но, как зрители видят, меня скоро реабилитируют, потому что часть обшивки крыла оторвана. Или, как замечательно объясняет Серлинг, «чтобы в этом убедиться, человеку очень часто приходится перейти границу и побывать в самых темных уголках сумеречной зоны». Ду-ду-ду-ду, ду-ду-ду-ду, дууууууууу — ба да да даааа.

Те полчаса как только не пародировались, даже в «Симпсонах» — эпизод «Кошмар на высоте пять с половиной футов», в котором Барт видит гремлина, раздирающего на части его школьный автобус, и даже в клипах, например, металлической группы Anthrax. А когда в 1983 году снимали полнометражное кино «Сумеречная зона», то этот эпизод был одним из трех, выбранных для ремейка, с Джоном Литгоу в моей роли. Конечно, сначала они попросили меня, но я был занят в «Ти Джее Хукере» и не мог.

Поверьте, в то время никто и не думал, что мы снимали телеэпизод, который впоследствии станет классикой. Шел уже пятый сезон «Сумеречной зоны», и они штамповали серии, как блины пекли. Я видел Рода Серлинга, но так и не познакомился с ним. Он всегда был слишком занят для меня, отстранен от фактического производства, но, возможно, он и не считал, что стоит тратить своё время на работу с актером.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное