Читаем До сих пор полностью

Но, возможно, самым сложным трюком для меня была сцена нагишом с великолепной Энджи Дикинсон в фильме Роджера Кормана «Нехорошая мамаша» (Big Bad Mama). Афиши чего только не обещали: «Горячая исполнительница главной роли! Горячие машины! Горячие дамы! Всё чертовски горячее!» Это была своего рода «дань» Роджера Кормана Бонни и Клайду — только немного меньше насилия и намного больше кожи, а кроме того, она раз и навсегда доказала, что Энджи Дикинсон не натуральная блондинка.

Энджи Дикинсон играла вооруженную мамашу, грабящую банки вместе со своими двумя привлекательными дочками. Я играл мошенника, присоединившегося к ним ради интереса. А Энджи Дикинсон! Ах, это была роскошная женщина! Умная и красивая. Ну а если всё вместе, то она восхитительна. Она снялась в этом фильме как раз перед тем, как стала звездой сериала «Женщина-полицейский» (Police Woman). До того, как я приехал на съемки, они уже около двух недель снимали. Единственным человеком, которого я знал, был Роджер Корман. Самой первой сценой, которую решили снимать со мной и Энджи Дикинсон, была любовная сцена, в которой требовалось, чтобы мы оба были совершенно голыми. Я не сильно беспокоился по этому поводу. Давайте уж по-честному, я работал с Энджи Дикинсон; и что, она прям спит и видит, как бы посмотреть на мое голое тело? Да большинство людей вообще не замечали, что я был на площадке.

Перед тем как снимать, мы все вместе, включая Роджера Кормана, устроили читку сценария. Энджи очень не хотелось делать эту сцену. «Я не знаю, как играть голой. Видите ли, я никогда не бывала голой перед камерой. Меня это очень тревожит», — сказала она.

Роджер успокоил ее: «Не волнуйся, Энджи, мы вот как сделаем. Мы устроим закрытую съемку. Здесь будет минимум народа. Мы выгоним всех, кому действительно нечего тут делать».

«Хорошо, — согласилась она. — Но, Роджер, пожалуйста, чтобы точно никого больше не было. Я не хочу взглянуть наверх и увидеть на стропилах людей, смотрящих на меня».

Корман дал честное слово: «Здесь будут только ты, Билл, я и операторы».

Она улыбнулась: «Ну, тогда хорошо».

Роджер повернулся ко мне: «А как насчет тебя, Билл? Тебя ничего не беспокоит?»

«Если всё в порядке с ней, то со мной и подавно. Мое единственное беспокойство — что у меня будет эрекция».

Все засмеялись, думая, что я шучу. Но я не шутил. Я должен был быть в постели с великолепной нагой женщиной. Как бы не встало — вот такая предо мной проблема… стояла. Обычно, когда я собирался исполнять сцену или трюк, я знал, как подготовиться. Но в данной ситуации я действительно не знал, что мне делать.

Сцену снимали в тот же день. Мы с Энджи вышли на площадку в банных халатах. «Я так нервничаю», — сказала она мне.

— Не надо, — ответил я, тем временем стараясь думать о чем угодно, но только не о том, что эта прекрасная женщина абсолютно нага под этим халатом.

— Итак, все послушайте меня, — прокричал Роджер. — Пожалуйста, освободите площадку. Уходите все. Я имею в виду каждого. Всех без исключения. Остается только Пол за камерой. Давайте, живей. И закройте за собой двери, пожалуйста.

Энджи сосредоточила взгляд на моих глазах, а затем робко позволила халату упасть. Я стоял, охваченный благоговейным страхом. Я смотрел на совершенство женского тела. Это была ода красоте женщины. Ее шелковистая кожа переливалась медовыми оттенками от бедер до вздымающихся холмиков налитой груди, длинные белые волосы едва прикрывали…

Но позвольте мне здесь сделать паузу, чтобы рассказать вам кое о чем, очень значимом для меня. Более двадцати лет назад я был на благотворительном конноспортивном празднике во Дворце конного спорта в Лос-Анджелесе. Это был замечательный вечер. Деньги, собранные на празднике, пошли в больницу Южнокалифорнийского Университета (USC). Впоследствии я узнал, что дамы, возглавляющие шоу, решили, что этот конноспортивный праздник будет последним. Я подумал: если эти женщины могут управлять конным праздником, то почему не смогу я? Я наберу себе людей в помощь и подниму его. В 1990-м я сменил название на «Голливудский Благотворительный Конноспортивный Праздник» (Hollywood Charity Horse Show). Но затем мне нужно было найти получателя собранных нами благотворительных средств.

И тут вмешалась сама судьба. Однажды днем я стоял на трибунах дворца конного спорта и, посмотрев вниз, на манеж, увидел шествие, которое изменило мою жизнь. Ребенок, явно с ограниченными возможностями, сидел на лошади; хэндлер вел лошадь по манежу, в то время как двое страхующих шли по обе стороны от ребенка. Так впервые в жизни я увидел конную терапию. И так состоялось мое вступление в программу «Вперед на лошадях» (Ahead with Horses).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное