Читаем До сих пор полностью

Постановщик трюка разработал эту сцену со всей тщательностью. Мы отрепетировали ее несколько раз: я со злодеем борюсь на вершине холма, он сбивает меня с ног и я качусь к пропасти, прямо к самому краю обрыва, затем он вынимает меч — меч! — и с плеча бьет меня по голове. Его меч пролетает справа, в то время как я уклоняю голову влево, тогда он бьет слева, а я уклоняюсь вправо. Вправо-влево, вправо-влево. Понятно? Понятно.

Наконец пришло время съёмки. Моя проблема состояла в том, что я должен был находиться на самом краю крутого обрыва. Поэтому я лег на спину где-то за восемь футов до края и пополз назад к обрыву, так что смог добраться до откоса, не глядя вниз. Я действительно боялся. Меня могли бы привязать к тросу, но мне не хотелось этого — поэтому другому каскадеру пришлось держать меня за ногу. Мы повторили все действия в замедленном темпе: «Ты бьешь справа, я иду влево. Взмах мечом. Ты бьешь слева, я — вправо. Отлично, давайте снимать и, пожалуйста, давайте сделаем всё с первого дубля, потому что мне совсем не хочется находиться здесь дольше, чем это необходимо».

Хорошо — приготовились — мотор — играем. В общем, я так толком и не знаю, моя ли это вина, или каскадера, но я уклонился в одну сторону, он ударил в ту же самую и рассёк мне лоб. Я стал истекать кровью. На самом деле, реально истекать кровью. Каскадер аж оскорбился: «Вот черт! Теперь везти тебя в больницу!»

— Я никуда отсюда не поеду. Я не собираюсь потом снова оказаться здесь, на краю пропасти. Просто залатайте меня и давайте уж доснимем.

— Но лоскут кожи…

— Я никуда отсюда не двинусь. Придавите его обратно, залепите и прикройте волосами.

Они остановили кровотечение и вытерли кровь. Второй каскадер всё еще держал меня за ногу. Я так и не пошевельнулся.

А потом я заметил, что первый каскадер свирепо смотрит на меня. Теперь, когда со мной всё было в порядке, он позволил себе разозлиться на меня за то, что я провалил трюк; из-за меня он предстал не в лучшем свете — он покалечил звезду. А затем он снова поднял меч…

Когда в итоге мы закончили снимать эту сцену, я сказал: «Тащите меня отсюда». Потому что я всё еще был парализован страхом.

А сколько постановочных драк было в моей карьере — наверное, я даже не смогу подсчитать! Я был достаточно хорош в этом деле. Тут самое важное — знать, как падать. Я научился этому на уроках дзюдо. Более безопасным является падение, когда вы расставляете руки так, чтобы сразу всё тело ударилось о землю. Так вы распределите силу удара. Это именно то, что делают профессиональные борцы. И в то же время это производит громкий звук падения. Если вы хотите перекатиться, когда ударитесь о землю, то лучше падать с согнутыми руками, тогда вы будете совсем как втулка. Вы перекатитесь на руках и не почувствуете никакой боли.

Выполнение трюка падения требует большой подготовки, потому что вы должны уметь ощущать своё тело в пространстве, приготовиться к столкновению и правильно распределить силу. И когда всё сделано правильно, то всё выглядит очень реалистично. В фильме «Шоу начинается» (Showtime) с Эдди Мёрфи и Робертом Де Ниро я играл себя в роли Ти Джея Хукера, обучающего настоящих полицейских стандартным телевизионным полицейским процедурам. Предполагалось, что в одной сцене я показываю Эдди Мёрфи, как перепрыгнуть через капот машины, но я решил сыграть так, чтобы выглядело, будто я повредил спину, показывая ему самый безопасный способ этого прыжка. В первом дубле я это сделал, перекатившись через капот, и упал сзади машины. И пока я вставал, съемочная группа рванула ко мне — всё выглядело настолько реальным, что они подумали, будто я пострадал, и прекратили съемку.

Но люди действительно получают травмы в постановочных боях. Актеры так распаляются, что утрачивают контроль над дистанцией и бьют каскадеров. Большинство каскадеров побаиваются актеров, потому что те слишком увлекаются, до безумия. Даже мне не раз доставалось в таких драках от других актеров. Я всегда держу дистанцию удара. В то время, когда камера находится позади тебя, выпад кулаком должен протянуться всего на шесть дюймов, чтобы выглядеть реалистично. Начав играть главные роли, я не помню, чтобы хоть раз проиграл битву. Снимаясь в «Стар Треке», я постоянно дрался; дрался с двумя, дрался с тремя, причем одновременно, и всегда всех побеждал. Я был крутым бойцом на экране, коль скоро на моей стороне были и мораль, и сценарий.

Я был настолько хорошим сценическим бойцом, что дрался даже сам с собой — в нескольких программах и фильмах. В «Стар Треке», например, мы как-то дошли до того, что два Кирка дрались друг с другом. В фильме «Белый команчи» (White Comanche) я играл братьев-близнецов, индейских полукровок, которым пришлось драться насмерть. В таких случаях одного из моих героев заменяли каскадером, чье тело очертаниями походило на моё, и снимали у него из-за плеча. Так что, возможно, я смог бы сыграть одновременно и Цезаря, и Брута в мюзикле «Юлий Цезарь», который я хотел поставить в фильме «Фанклуб» (Free Enterprise).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное