Более того, я был настолько хорошим сценическим бойцом, что из-за этого постоянно получал серьезные травмы. Когда мои дочки были подростками, мы вчетвером ходили на картодром. Они были очень симпатичными молодыми девушками и, естественно, привлекали внимание мальчиков-подростков. И пока мои девчонки гоняли по треку, эти мальчишки носились взад-вперед, пытаясь их подрезать и вообще делая, что угодно, лишь бы привлечь их внимание. Я ехал позади дочерей, пытаясь защитить их. Я был взрослым быком, защищающим своё стадо, пытаясь держать этих молодых самцов на расстоянии.
Наконец я вывел свое стадо с трека, а эти три тинейджера подошли к нам и вели себя как настоящие недоросли. Теперь-то я понимаю, что восемнадцать лет — интересный возраст для мальчика; эмоционально они все еще дети, но физически — они мужики. Конечно, имея девочек-подростков, я не вполне это понимал. Так что я требовательно их спросил: «Вы что, не понимали, что творили с моими дочерьми? Если вы так будете продолжать и дальше, вы убьете кого-нибудь».
«Да-а? А кто нас остановит?» — Несомненно, они были настоящими маленькими гангстерами.
Я не собирался сносить подобного от… детей. Я смело шагнул вперед. И внезапно подумал, что могу раскидать этих трех пацанов за раз. Я десятилетиями дрался в трюках. Только неделю назад мы с Леонардом Нимоем расправились с шестью каскадерами. Всего лишь вдвоем. Мы победили шестерых крепких мужиков. В уме я уже начал планировать стратегию, чтобы, когда я начну атаку, не совершить оплошностей. Будучи Кирком, я часто в драках взмывал в воздух и совершал двойной удар через себя (ножницами) и бил каскадера в грудь. Он отлетал назад к стенке, полностью вырубленный, в то время как я приземлялся на землю и перекатывался, затем бил второго плохого парня локтем, а потом…
Постойте-ка, — пронеслось у меня в мозгу. Это ж не по-настоящему! Тут я вспомнил третий закон Ньютона: всякому действию всегда есть равное и противоположное противодействие. Если я действительно подпрыгну в воздух и ударю кого-нибудь в грудь, то с ним абсолютно ничего не случится, а вот я упаду на пол. Следовательно, если бы я попробовал проделать такой трюк с этими мальчишками, они бы не отлетели назад и не упали бы без чувств. А я бы оказался на земле, и они бы наподдали мне. И я бы получил ранения.
Так что это, несомненно, не самая хорошая идея. Поэтому вместо этого я начал подумывать об использовании дипломатии. Кирк часто призывал на помощь дипломатию, чтобы помешать одному миру…
Но я никогда не забуду один из действительно самых опасных трюков, которые я когда-либо делал. По-настоящему. Единственное, я не помню, зачем я это сделал. Мы снимали фильм «Катастрофа на Костлайнере» «Disaster on the Coastliner» для The ABC Sunday Night Movie (телепрограмма с фильмами, выходящая вечером по воскресеньям). Костлайнер — это поезд, направленный по неправильному пути помешанным инженером, пытающимся отомстить за смерть своей жены и дочери от несчастного случая, а среди пассажиров этого поезда были жена вице-президента и дочь. Мы снимали на пустынном протяженном участке пути в Коннектикуте. Я играл мошенника, на котором пробу ставить негде. В ключевой сцене я должен был стоять на крыше идущего на полном ходу тепловоза и драться с каскадером до тех пор, пока вертолет не спикирует вниз и не спасет меня. Когда я прочитал сценарий, то подумал, что это будет впечатляющий трюк, но я не знал, как они собирались поставить его.
Когда мы начали снимать, я спросил режиссера: «Как мы будем это делать? Мы вернемся обратно в студию и снимем всё на зелёном фоне?» И когда он признал, что еще и сам это не обдумал, я предложил: «Хорошо, а почему бы не снять по-настоящему?»
Это называлось, мальчики и девочки, а-давайте-поставим-пьесу-в-коровнике. Не представляю, чем я думал, говоря это.
Его лицо озарилось: «Ты так думаешь?»
«Да. Конечно. Почему нет?»
Почему нет? Да потому, что я мог бы погибнуть, — вот почему «нет». Но, слушая самого себя, я входил в азарт: «Вот что мы сделаем. Поезд будет идти пять миль в час, я залезу на крышу, и вы сможете сделать кадры крупного плана, затем вы можете увеличить скорость плёнки, и будет выглядеть как настоящая драка».
«Ты так думаешь?»
Похоже, он не соображал, так же как, должно быть, и я. Но между нами была разница. Я был тем, кто взбирается на крышу поезда. А он — тем, кто в здравом уме. «Идёт! — сказал он с энтузиазмом. — Так и сделаем. Давай действуй и залезай».
Проблема, как я тут же обнаружил, была в том, что это был тепловоз, то есть там не было ни труб, ничего такого, к чему можно было бы прикрепить страховочные тросы. Он весь обтекаемый, плоский. Единственный вариант, как меня можно было бы прикрепить к страховочному тросу, — протянув страховку сбоку тепловоза через окно. Но потом мы поняли, что если мы так сделаем и я упаду, то трос просто потащит меня за собой рядом с поездом. Плохой вариант. Так что мы не могли использовать страховочные тросы. Но как бы то ни было, я сделаю это.
Ты так думаешь?