Читаем До сих пор полностью

У Патрика Стюарта было очень мало опыта езды верхом, так что мне пришлось с ним поработать. Я помню, что лучший и единственный совет, который я ему дал, был: Патрик, тебе следует носить под штанами колготки, тогда будет меньше натирать.

Но, как я уже несколько раз убедился, верховая езда может быть очень опасной. Нельзя долго кататься на лошади и не свалиться. Помню, как ужасно себя чувствовал, когда Крис Рив сломал себе шею. Я немного знал Криса и спустя несколько месяцев после несчастья пришел навестить его. Я прошел через стеклянные двери больницы в Нью-Джерси и увидел его, сидящего в инвалидном кресле и дышащего с помощью специального аппарата. Я еще подумал: что я могу ему сказать? Я присел рядом, и буквально через считанные минуты мы уже говорили о лошадях. Лошади тут, лошади там — всё, о чем мы говорили, касалось лошадей. Он любил их так же сильно, как и я.

И даже спустя месяцы после этой встречи, каждый раз, когда я залезал на лошадь, я думал: вот оно? Неужели настал тот день, когда я свалюсь с лошади и сломаю себе шею? Мне просто повезло немного больше. В 1975 году мы снимали первый эпизод сериала, который впоследствии станет известен как «Пиратский берег» (Barbary Coast), хотя тогда он еще назывался «Кэш и Кейбл» (Cash & Cable). Сериал был смесью «Дикого дикого запада», «Миссии: Невыполнима», «Я — шпион» и практически любого другого детективного шоу, в котором я когда-либо снимался. Я был Кейблом. Фишка состояла в том, что каждую неделю я буду изощренно маскироваться. Хотя конкретно в том эпизоде я был одет как ковбой. Первый день съемок, самый первый день съемок, мы ставили простенький трюк — падение с лошади. Я решил сделать его лично. Я не вызываюсь добровольцем, если это опасно или в этом нет необходимости — я не собираюсь падать с высоты здания при съемке общего плана, когда даже моего лица не видно. Но если камера берет крупные планы и зрители могут меня разглядеть, то я это сделаю.

Падение с лошади — не особенно опасный трюк. Чтобы его поставить, роют мягкую яму, куда и нужно падать. Когда вы даёте лошади специальный сигнал, резко дергая за поводья и поворачивая ее голову, она обучена падать плашмя. Самое главное — это вытащить свои ноги из-под лошади. Трюк выполняется, когда ваши ноги не закреплены стременами; падаете в рыхлую землю и, пока наслаждаетесь ее мягкостью, отползаете подальше от лошади.

Раньше я никогда не делал трюк с падающей лошадью — но я видел его много раз. Что может пойти не так, как надо? «Вот тут ты падаешь, — говорит режиссер, пока мы разрабатываем сцену. — После того, как упадешь, перекатываешься вот сюда. И когда перекатишься, камеры как раз остановятся на твоем лице. Так что мы сделаем это зараз». Затем он приказал помощникам смочить яму водой, дабы смягчить ее для моего падения и прибить пыль. «Билл, ты готов?»

Мотор. Я поскакал на лошади, дернул поводья, лошадь падает. Безупречно. И мне даже почти удалось отползти. Но часть моей голени оказалась придавленной лошадью. Лошадь отчаянно пыталась встать, но не могла и лежала на моей ноге. А я не мог вытащить из-под нее ногу. И у меня было чувство, что нога сломана.

Как выяснилось, грязью, которой наполнили яму, была глина, и когда ее смочили, она затвердела. Лошадь продолжала елозить по моей ноге, но потом все-таки встала. Меня трясло от боли, но я был намерен закончить сцену. Пройти через такое и не закончить? Поэтому я выдал свои реплики. А потом «Снято!» «Билл, ты в порядке?»

— Нет. Кажется, я сейчас умру.

Нога распухала прямо на глазах. Пришлось даже разрезать сапог. Они срочно отправили меня в отделение неотложной помощи крупной городской больницы. Я лежал на каталке в этой больнице, а вокруг меня были сплошь жертвы стрельбы и поножовщины. Полицейские сновали туда-сюда. Люди стонали и кричали, плакали. Казалось, будто меня занесло в сцену из Тайрона Гатри — греческую трагедию, поставленную в центре Лос-Анджелеса. И вот лежу я там, на каталке, одетый в ковбойский костюм, при полном гриме на лице — и никто этого даже не замечает. Я был там единственный, кто выглядел как нормальный человек. Но вообще-то, могло быть и намного хуже. Чуть позднее мы снимали сцену, в которой на мне была одежда члена Ку-клукс-клана.

Продюсеры были сильно обеспокоены. Они смотрели, как я лежу и корчусь от боли, и с великим состраданием спрашивали: «Как ты думаешь, когда ты сможешь вернуться к работе?» Доктор надел мне на ногу разгрузочное приспособление в виде пластикового «сапожка». Через пару дней я вернулся к работе. Я хромал, но работал.

Говорят, что когда при выполнении какого-нибудь дела с вами случается травма, то лучше всего — это как можно скорее снова попытаться его выполнить. Это как падение с лошади, объясняют они. Чем быстрее ты залезешь обратно, тем лучше. Но в данном случае, я действительно свалился с лошади, что полностью рушит эту метафору. Хотя я действительно вскоре оказался на лошади и за эти годы свалился еще несколько раз.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное