Читаем Добрее одиночества полностью

– Не надо так говорить, Шаоай, – сказала она. – Какой у Жуюй выбор?

Шаоай наклонилась к Жуюй – она точно не слышала Тетиных слов.

– Ты не думала о бойкоте? – спросила Шаоай.

– Не понимаю, что ты имеешь в виду, – сказала Жуюй.

– Ну, пропускать репетиции, а еще лучше – вообще не пойти на празднование, – объяснила Шаоай. – Моя мама может написать записку, что ты больна, – правда, мама?

– Это политическое мероприятие, – возразила Тетя. – Не настраивай Жуюй так, как не надо.

– Я учу ее думать своей головой, – сказала Шаоай. – В школе ее никогда этому не научат.

Дядя вздохнул и положил палочки рядом с тарелкой, постаравшись, чтобы они лежали ровно, одна к одной.

– Позволь задать тебе вопрос, Шаоай, – промолвил он. Он так редко вставлял свои слова в разговоры за ужином между Шаоай и Тетей, что в комнате вдруг воцарилась непривычная атмосфера. – В праздновании на площади будут участвовать четыреста тысяч человек. По твоей оценке, сколько процентов из них способны думать самостоятельно?

– Ноль процентов, – ответила Шаоай. – Думающие найдут способ не пойти.

– Допустим, Жуюй послушает твоего совета и не пойдет на площадь. Как ее отсутствие скажется на мероприятии?

– Я понимаю, куда ты клонишь. Нет, если она не пойдет, никто не заметит. Но предположим, все четыреста тысяч наберутся смелости и останутся дома.

– Если рассуждать практически, какова вероятность этого события?

– Ну, пусть не четыреста тысяч, но хотя бы четыреста или четыре тысячи.

– Допустим, четыре тысячи человек будут бойкотировать празднование. Что, по-твоему, их поступок изменит? Телевизор все равно покажет четыреста тысяч человек на площади. А у этих четырех тысяч потом, вероятно, будут серьезные неприятности. Мы что-нибудь получим в итоге, кроме вреда для них самих и для их семей?

– Да, ты совершенно прав! Мы все должны быть послушными, делать, что скажут, и жить по законам трусости, – сказала Шаоай и, чуть поколебавшись, добавила: – Так, как ты.

Лицо Тети стало напряженным. Она разомкнула губы, но, видимо, вовремя опомнилась и промолчала. Вышла из-за стола, закрыла единственное в комнате открытое окно, сходила в свою спальню за вентилятором и включила его.

Лицо Дяди было, как всегда, спокойным, слова Шаоай не отразились на нем вовсе. Он опустил глаза на свои палочки и выровнял их еще лучше.

– Когда я был чуть помоложе тебя, гражданская война еще шла, и какая сторона возьмет верх, понять было невозможно. Помню, мы с Дедушкой иногда заходили в чайные, и в каждой на стене висело одно-единственное правило: Здесь не говорят о политике. Дедушка мне на это показал и говорит: этот урок должен усвоить всякий ответственный человек. А теперь подумай, сколько он пережил правительств и революций, и скажи: разве он мог преподать своим детям более разумный урок?

– А тебе не кажется, что из-за таких, как он, и из-за таких, как ты, эта страна для нашего поколения невыносима? Вот почему мы выходим на борьбу: потому что вы не вышли.

Жуюй вдруг почувствовала усталость. Скуку. Она хотела сказать Шаоай, что не надо быть посмешищем, не надо принимать свою персону слишком всерьез. В школе, когда директор Лю объявила о политическом поручении, некоторые ученики возроптали: а как же баскетбол после уроков, как же пинг-понг? Но директор Лю отмела все эти жалобы. «Политическое поручение есть политическое поручение, это вам не детская игра, – сказала она. – Умейте находить во всем хорошую сторону. Репетиции – это возможность лучше познакомиться с новыми товарищами. Получайте удовольствие от танца просто как от танца». Как ни странно, те, кто громче всех жаловался, со временем, судя по всему, стали получать от репетиций наибольшее удовольствие. Как и предсказывала директор Лю, танцы после уроков стали для трехсот учеников, поступивших в старшую школу, чем-то вроде ежедневной вечеринки. Когда внешнее кольцо мальчиков и внутреннее кольцо девочек вращались навстречу друг другу, мальчик получал возможность подержать каждую девочку за руки.

– Каждое поколение, не задумываясь, определяет, что ему должно предыдущее, – сказал Дядя. – Каждое поколение считает, что способно добиться того, чего предыдущее не добилось. Мы достаточно за нашу жизнь перенесли революций из-за таких мыслей.

– Но это будет наша революция. Она не будет иметь ничего общего с вашей. Все ваши революции произошли из-за бездумного следования за лидерами.

Дядя кивнул с утомленным видом. Не дождавшись, чтобы он еще что-то сказал, Тетя осторожно промолвила:

– Да, конечно, мы понимаем, что ты нам говоришь. Но молодежь забывает о своем благополучии. Мы твои родители, а значит, должны стараться удерживать тебя от крайностей.

– Чтобы у вас, когда состаритесь, под рукой была дочь и заботилась о вас, как вы с папой о Дедушке? – спросила Шаоай. – По этой логике у Жуюй еще больше причин пойти в революционерки. Кто подходит для этого лучше, чем подкидыш?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза