Доброй ночи, Румпельштицхен (СИ)

— Нет. Я сам, и я бы не хотел, чтобы она узнала о нашей встрече.

— Как она бы не хотела, чтобы я знал о ваших встречах? В Браунсе.

Берт понимающе хмыкнул.

— Именно.

Роберт сдержался, чтобы не застонать. Мигрень сжимала голову в тиски, казалось, что ещё чуть-чуть и голова просто лопнет. Руки не слушались. Накатила тошнота. Голос Берта будто пробивался сквозь вату.

— Я просто прошу тебя, присмотри за ней. Она ни в чем не виновата. Хотя началось все с неё.

Штицхену не хватило сил даже кивнуть. Боль сводила с ума, заставляя задержать дыхание. Ведь с каждым вдохом становилось только хуже.

— Что… что насчёт таро?

— Я соврал. Ничего в нем не понимаю, но по-другому бы ты со мной не поговорил, верно? Просто скажи своим, что я действительно шарлатан.

— Почему бы мне просто не арестовать тебя?

— На каком основании? Я не наркоман, не барыга, — Берт пожал плечами и открыл дверь, впуская в салон порцию холодного, но такого отрезвляющего воздуха, — я просто хочу помочь нам, вот и все.

Роберт не слышал, как он ушёл.

Судорожно открыл окно, дыша ртом, как выброшенная на берег рыба. Боль не ослабевала, но хотя бы перестала доводить до исступления.

Прислонившись лбом к рулю, Штицхен пытался хоть как-то разложить по полочкам все, что только что сказал Берт. Выходило хреново, и только одна мысль прочно засела где-то в мозгу — Селена в опасности.

Селена в опасности.

В кармане завибрировал телефон. Непослушными руками Роберт нажал на кнопку ответа и включил громкую связь.

— Нойзман?

— Штицхен, ты куда запропастился? — взволнованный голос коллеги вгрызался в уши.

— С шарлатаном разговаривал.

— Шли его, Штицхен. У нас новая жертва. Наши уже выезжают.

Роб мысленно застонал от бессилия. Только не сейчас.

Нужно взять себя в руки. Выпить обезболивающее.

Или выпить. Просто выпить.

Провалиться в сон, крепко прижав к себе Селену, чтобы точно знать, что ей ничего не угрожает.

Нойзман диктовал адрес, но Роберт его почти не слышал. Только последние цифры. Кажется, номер дома. Или офиса.

— Повтори, я не успел записать.

Нойзман послушно повторил.

Лучше бы он этого не делал, подарив Робу ещё хотя бы пару минут блаженного неведения.

Мотор надсадно взревел, машина резко вылетела на проезжую часть. Телефон с голосом бубнящего Нойзмана упал на пол, но Роб этого даже не заметил.

Он слишком хорошо знал этот адрес, чтобы медлить.

========== Часть 6 ==========

Роб не помнил, как добрался до нужного адреса.

Улицы. Перекрёстки. Пешеходы. Все слилось в единую серую массу, в которой изредка яркими точками мигали светофоры. Он реагировал на них инстинктивно, словно наблюдая за собой на экране телевизора.

В голове не было ни единой мысли, только пульсирующая боль.

Пустота.

Страх.

Бросив машину едва ли не на проезжей части, забежал в здание, сорвав предупреждающую ленту.

Повсюду суетились люди в форме. Роберт не узнавал их лиц, не обращал внимания на звания. Когда до цели оставалось пара лестничных пролётов, его окликнул знакомый голос.

— Штицхен!

Нойзман. Непривычно сосредоточенный и серьёзный.

— Погоди. Я пойду с тобой.

Вместо ответа Роб, не дожидаясь коллегу, продолжил свой путь, считая ступени. Чем ближе, тем сложнее давался каждый шаг. Ноги наливалась свинцом. Руки не слушались, дрожащими пальцами едва держась за перила.

Семнадцать, восемнадцать, девятнадцать.

Виски сдавливала мигрень. До темноты в глазах.

Двадцать, двадцать один.

Тошнота.

Двадцать два. Двадцать три. Двадцать… четыре.

Знакомая дверь с яркой начищенной латунной табличкой. Снова черно-желтая полосатая лента разрывается с неприятным хрустом. Одышка Нойзмана за спиной.

Кажется, Роберта пытались не пустить, но он едва ли обратил на это внимание, ткнув в лицо незадачливого полицая своим жетоном.

Пустой стол секретаря со стоящей на нем одинокой красной розой в высоком стакане. Всегда хаотично разбросанные папки с документами сложены в ровную стопку.

Шаг. Второй.

«Ну же, разбуди меня!» — Штицхен хватался за последнюю надежду, как утопающий за обломок лодки. Сейчас он сможет вынырнуть и вдохнуть ледяной ноябрьский воздух полной грудью. Плевать, что это может взорвать его легкие к чертям собачьим.

Ему нужен этот воздух, пахнущий ее парфюмом.

Дверь в ее кабинет распахнута. Внутри полумрак — плотные жалюзи закрыты.

Резко стало тихо, будто кто-то невидимый отключил звук. Только равнодушный ход часов отстукивал секунды.

Ослепительно белое пятно на полу приковывает взгляд.

Ещё шаг.

Селена лежит на животе, широко раскинув руки. Лицо скрыто волосами, рассыпанными по полу, плечам. Изящная туфелька на высокой шпильке почему-то отброшена в сторону, красным акцентом привлекая внимание.

Ещё ближе, ну же.

Из-под тела вытекла бордовая лужа крови. Она насквозь пропитала светлый ковер, въелась в дорогой шёлк блузки, распоротой на спине длинным бурым лезвием.

Насквозь.

Тотальную тишину его мира разорвал крик. Дикий, безудержный. Так кричат, когда нечего терять, когда неважно, что подумают другие. Когда этим криком хотят разодрать глотку в клочья, выплюнуть с ним внутренности вместе со всепоглощающей яростью и болью.