Добрые инквизиторы. Власть против свободы мысли

Но вообще-то у профессоров больше причин бояться своих студентов, чем у студентов — профессоров. В Мичиганском университете уважаемого ученого-демографа, преподававшего курс о межрасовых и межкультурных отношениях, обвинили в нечувствительности к расовым вопросам. Он решил прервать курс и не стоять на линии огня^{36}. В том же Мичиганском университете студента, который прочитал юмористический стишок и пошутил про гомосексуальность известного спортсмена, заставили посещать занятия на тему чувствительности к вопросам однополых отношений и написать самокритичную статью («Я усвоил урок») в студенческой газете^{37}. В 1989 году на юридическом факультете Университета Вирджинии один профессор спросил у чернокожего студента в аудитории: «Ты врубился, чувак?» На следующий день он дрожащим голосом зачитал аудитории анонимную записку, где его называли «расистом» и «белым националистом». Он пытался оправдаться, но «в какой-то момент [его] глаза наполнились слезами. „Я больше не могу“, — сказал он и выбежал из аудитории»^{38}. В Калифорнийском университете в Беркли один профессор опубликовал в журнале для выпускников статью о том, что программа равных возможностей дискриминирует белых абитуриентов и абитуриентов из Азии. После этого семьдесят пять студентов пришли на его лекцию по антропологии и сорвали ее криками «Брехня!», а один из протестующих заявил, что «студенты не допустят подобных разговоров»^{39}. В Гарварде профессора, преподающего курс по истории межрасовых отношений, обвинили в расизме на основании того, что он использовал в качестве учебного материала дневник плантатора-южанина и употреблял слово «индейцы». Он не стал противостоять этой атаке и отказался читать курс^{40}. В Висконсинском университете группа профессоров выступила с заявлением против, как они выразились, квот на наем представителей меньшинств. Однако они были так запуганы, что из шестидесяти одного человека свое имя решился раскрыть только один^{41}. В Калифорнийском университете в Санта-Барбаре студентка пожаловалась на профессора, обвинив его в сексуальной агрессии, из-за того, что на занятии он обмолвился о «любимых девушках» журнала Penthouse[76]. Свои действия она прокомментировала так: «Возможно, это откроет глаза людям из других групп, а преподавателей заставит следить за своими словами»^{42}. В Университете Лойолы в Чикаго студенты потребовали уволить профессора Ала Гини за то, что он на занятии неосмотрительно употребил слово «ниггер». За этим последовало несколько разбирательств, в ходе которых с ним беседовали представители четырех университетских подразделений и Управления по гражданским правам Министерства образования США. И, хотя он был оправдан, приводились такие его слова: «Эта история нанесла мне глубокую травму, и я бы, наверное, оставил преподавание, если бы это было возможно». Он больше не читает студентам курс по политике равных возможностей и говорит, что «многие профессора записывают свои лекции на диктофон» на тот случай, если их тоже в чем-нибудь обвинят^{43}.

Натан Хентофф рассказывает, как Мюррей Долфман, популярный преподаватель юриспруденции в Уортонской школе бизнеса при Пенсильванском университете, объяснял студентам, почему американцев нельзя заставить работать против их воли. Никто в аудитории не знал, что этот принцип зафиксирован в Тринадцатой поправке, и тогда он сказал: «У нас тут есть бывшие рабы, которые должны знать про Тринадцатую поправку». («В Соединенных Штатах… не должно существовать ни рабство, ни подневольное услужение».)