Добрые инквизиторы. Власть против свободы мысли

Базовый принцип науки — и всей либеральной общественной жизни — таков: вместо того чтобы убивать друг друга, мы убиваем наши гипотезы. Мы наказываем идеи, а не их сторонников. Конечно, иногда у нас не получается соответствовать этому принципу, несмотря на все усилия; это неизбежно. Но главное — стараться отделять мысль от ее носителя. Карл Поппер отмечал, что суть критического метода заключается в том, чтобы «вместо нас умирали наши идеи». Все живые существа, заметил он, используют метод проб и ошибок, но люди делают это по-особому. Животные ищут неправильные «идеи» (если можно так выразиться), испытывая их на своей шкуре: например, неправильная идея о том, где искать еду, скорее всего уничтожит организм вместе с этой идеей. Лягушки, которые не понимают, каких насекомых надо есть, вымрут и уступят место тем, которые понимают. Человеческое знание может расти во много, много раз быстрее, чем «знание» насекомых, потому что мы можем предлагать последовательные идеи и критически выбраковывать их без риска все потерять. Тестируя миллиард предположений в день и наблюдая за тем, как большая их часть оказывается ошибочными, а потом тестируя следующий миллиард предположений, общество критиков превращается в огромную машину по поиску ошибок, способную с потрясающей скоростью находить крупицы золота в горах песка. Эта машина работает потому, что (во всяком случае, так должно быть в теории) идеи, которые не выдерживают критики, отметаются, но предложившие их люди, если они все делали честно, — нет. Их не изгоняют, не отвергают, не заставляют написать покаяние или согласиться на «реабилитацию» — во всяком случае, это не предполагается. У всех нас есть возможность попробовать снова.

Попробуйте объяснить это фундаменталисту. Если попытаться найти у фундаменталиста одну самую неприятную черту, то это будет его стремление наказать не только идею, но и ее носителя. В конце концов, разве этот носитель не отрицает очевидное, да еще и подвергая тем самым риску всех нас? Разве не очевидно, что высказывания вроде «чернокожие растеряли свои лучшие гены, потому что больше всего детей рождается у наименее умных из них» (этот перл приписывается Энди Руни — я писал о нем в первой главе) ошибочны? Разве не само собой разумеется, что такая неправда — да и любая неправда на самом-то деле — таит в себе опасность? Разве может приличный, исполненный благих намерений человек всерьез верить во что-то подобное?

Еще не так давно наказывать неправильно мыслящих вместе с их неправильными мыслями было в Америке прерогативой правых. Именно в этом и заключалась суть маккартизма. Если вы верили в коммунизм, то плоха была не ваша вера, не этот «-изм» — а плохи были вы. Вы становились «коммунистом»: не просто человеком, который ошибается в своих политических взглядах, но неправильным, опасным, плохим человеком в принципе. Вы не подходили для жизни в американском обществе. Вы должны были носить на себе алую букву «К».

То, что делали в те времена правые, непростительно. Сегодня же оставленное ими дело начали делать левые — и мне из-за этого бесконечно стыдно. Критиковать ошибочные или аморальные, по нашему мнению, идеи абсолютно уместно и правильно. Но в наши дни мы все чаще слышим критику не идеи, но человека. Мы осуждаем не расизм, а «расистов» — людей в целом. Одна обидная для кого-то фраза — и вас объявят неправильно мыслящим, вы впадете в немилость, а все ваши убеждения запакуют в коробку с печатью «опасный тип» — такой, какого по-хорошему надо бы изгнать из общества. Извинитесь, исправьтесь, публично откажитесь от своего мнения — или потеряете работу. В 1988 году руководство юридического факультета Университета штата Нью-Йорк в Буффало предупредило студентов, что если они будут «допускать высказывания, унижающие других людей на основании их этнической принадлежности, а также позволять себе замечания, основанные на предубеждениях или групповых стереотипах», то факультет примет «решительные меры… не ограничивающиеся обычными университетскими правилами». Руководство выразило готовность писать письма «во все адвокатские коллегии, в которые будет обращаться студент, в том числе, где это необходимо, с рекомендацией не допускать студента до юридической практики»^{45}. Это и есть те самые «черные списки», и когда профессора юриспруденции включают в них и тех, кого они считают расистами, то это точно так же губительно, как когда маккартисты делали это с предположительными коммунистами или инквизиция — с возможными еретиками. В стенах университета следите за своими убеждениями: одно неверное мнение — и вас объявят расистом, сексистом, гомофобом или всеми вышеперечисленными.