Присутствовавшие в аудитории чернокожие студенты не знали, что это за поправка, и Долфман заставил их прочитать ее вслух. Позже они пожаловались руководству университета, что их ранило и унизило то, что он назвал их бывшими рабами. Более того, как они сказали, у них нет причины испытывать благодарность за конституционную поправку, даровавшую им права, которые и так всегда должны были им принадлежать, и практически ничего не давшую сверх того. Они не высказали эти возражения в аудитории, хотя Долфман… призывает студентов ему возражать.
Когда Долфман узнал о жалобе, он сказал чернокожим студентам, что не хотел их обидеть, и попросил извинить его, если они были оскорблены.
Но это не сработало — ни для чернокожих студентов, ни для администрации… Долфману запретили появляться в университете, и этот запрет растянулся на целый год. Но перед этим его заставили принести публичные извинения всему университету и посетить занятие по «повышению чувствительности и осознанному отношению к расовым вопросам». Что-то вроде вьетнамского исправительного лагеря.
Несколько профессоров-консерваторов выступили против стигматизации Мюррея Долфмана. Ни об одном протесте со стороны студентов мне не известно. Конечно, те студенты, которые были больше всего озабочены превращением кампуса в более «чувствительное» к разнообразию культур место, только радовались унижению Долфмана. Как и большинство преподавателей-либералов{44}.
Хотя все эти примеры связаны с университетами, будьте уверены: ошибочно понятое человеколюбие делает свое дело и за пределами кампусов. Вспомним про постановление муниципалитета города Сент-Пол, по которому правонарушением стало нанесение «на объекты общественной или частной собственности символа, изображения, прозвища, словесного образа или граффити… про которые известно или есть основания предполагать, что они вызывают в людях гнев, страх или возмущение из-за своей связи с вопросами расы, цвета кожи, убеждений или религии». Вспомним про многие законы и политические меры, принятые по всему миру и упомянутые в первой главе, которые регулируют «оскорбительные» или «ненавистнические» высказывания. Вспомним про списки некорректных слов, которые составляют журналисты (например: «Выражение „обед по-голландски“[77] подразумевает, что голландцы скупы»). Вспомним про голливудских продюсеров, которые вынуждены давать сценарии на вычитку активистам из числа меньшинств, чтобы они проверили, нет ли там чего-то «оскорбительного». Все вместе эти сигналы четко указывают на появление новой морали, направленной против критики.
Многие события последнего времени можно понять как всего лишь нежелание задеть чувства людей — или, во всяком случае, тех людей, которые считаются особенно уязвимыми для социальной стигматизации. Но это только часть процесса. Ситуация становится еще хуже, когда мы добавляем к нему интеллектуальный стиль фундаменталистов.